Сбежать из Академии - Леока Хабарова

перед Абзац отчитываться, — поторопила Мегера, и я, зажмурившись, сделала, что требовали: чмокнула спящего мёртвым сном незнакомца в холодные уста.

Отстранилась, брезгливо отёрла губы тыльной стороной ладони и с недоумением воззрилась на коллег.

— Он не встал, — констатировала без лишних эмоций.

— Конечно, не встал! — буркнула Мегера. — Ты же хуже ледышки! Кто так целует? Мороженая стерлядь и та горячее!

— Может, надо попробовать с языком? — робко предложил Енисей Симарглович и, смутившись, покраснел.

— Точно! — оживилась Одоевская, и мне заметно поплохело.

— Дело не в этом, — вмешалась Злорада Церберовна.

— А в чём же? — Мегера Душегубовна прищурилась.

— Приворот не сработал.

— А почему? — взревела начальница. — Почему он, спрашивается, не сработал? Что за специалисты подобрались? Некромант, не умеющий воскрешать мёртвых и ведьма, с неработающими приворотами! Нахлебники! Дармоеды профнепригодные! За что вам только зарплату платят⁈

У Злорады ни один мускул на лице не дрогнул.

— Если сомневаетесь в моей квалификации, ищите другую ведьму, — спокойно изрекла она, пожав плечами. — Приворот не сработал, потому что объект уже влюблен.

Все снова повернулись ко мне, и захотелось провалиться сквозь землю. Щёки вспыхнули, ладони вспотели, а сердце заметалось в груди каучуковым попрыгунчиком.

Влюблена? Я? Но… Когда это случилось? И как я ухитрилась всё пропустить?

— Почему не сообщила, что влюблена? — Мегера-Годзилла буравила меня злобным взглядом. — Мы на тебя казённый приворот впустую потратили!

Я понурилась. Мегера выматерилась.

— Звони в АД. Пусть два гроба привезут. Или, в крайнем случае, один большой — сложим их валетом, — она сердито зыркнула на бездыханного Эксперта. — А то такими темпами никакого хрусталя не напасёшься. Сначала понаедут, а потом дохнут на каждом шагу!

На негнущихся ногах я поковыляла прочь из каптёрки. Глаза щипало от непролитых слёз. Когда проходила мимо Злорады, она подмигнула. Знала, видать, что приворот не сработает. Но мне уже было всё равно. Странное чувство — смесь горькой обиды и бессильной ярости — выжгло душу до самого дна. Мне стало тесно с коллегами. В каптёрке, в корпусе, в ВУЗе, на планете. Захотелось убежать, спрятаться, закрыться. Но даже мой дом — собственность ЗГУ. Как и я сама.

И с этим ничего не поделать…

Заказав хрустальный гроб повышенной комфортности, я заспешила в Каку. На входе Тигорь Юрьевич пристал с долгим и нудным разговором о графике дежурств и новой таблицей отчётности с обязательным указанием степени счастливости поселенцев.

— Какая у вас степень счастливости? — допытывался он, подёргивая полосатым хвостом. — От двух до пяти или выше? А какой размер противогаза?

— А это ещё зачем? — устало поинтересовалась я.

— Откуда мне знать? — вспылил комендант. — Таблицы Центральный корпус присылает. Им уж виднее, как степень счастливости зависит от размеров противогаза, так что не спорь.

Я безропотно внесла необходимые данные, и взбежала по лестнице. Но не на свою голубятню, где под крышей тоскливо завывал Петрович, а чуть ниже.

Антон открыл не сразу. А когда открыл, причина задержки стала очевидна: он стоял нагишом, в одном лишь полотенце вокруг бёдер. Взъерошенный, мокрый и без очков. С капельками воды на безволосой груди. Ни дать ни взять, Давид на минималках [1].

— Привет, — просто сказал он. — Заходи.

Этого оказалось достаточно. Я упала в его объятия и разрыдалась. А он, утешая, гладил меня по волосам и целовал. А я целовала в ответ. И уж совсем не как мороженая стерлядь…

Когда Антон подхватил меня на руки и отнёс на кровать, я позабыла о Мегере, мёртвом Эксперте и двоедушных коллегах, готовых пустить меня в расход по первому сигналу руководства. Забыла обо всём на свете. К полуночи степень моей счастливости выросла до критических показателей, а утром я проснулась от ласк, и всё случилось снова.

И было хорошо…

* * *

— Думал, ты никогда не решишься, — сказал Антон, поглаживая мою руку.

— Почему?

— Твоё сердце принадлежит ЗГУ, ты сама говорила.

Говорила, верно. Я любила ЗГУ. Всем сердцем. Отдавала себя без остатка. А в ответ получала сухой корпоративный минимум. Странные нездоровые отношения, где один любит, а другой — позволяет себя любить. Абьюз без края и конца. Зависимость. Стокгольмский синдром. Так было всегда, но осознала я это только теперь, когда лежала в крепких объятиях свежеиспеченного любовника.

— Уже нет, — прошептала тихо, но Антон услышал и крепче прижал меня к себе.

— Я рад, — сказал, ткнувшись носом в мою макушку. — Ты понравилась мне сразу, в самый первый день. Увидел тебя и понял, что пропал.

— Тогда почему ты…

— Не хотел торопить. Насильно мил не будешь. К тому же, ты в капкане. Но скоро всё закончится.

— Закончится? — я поднялась на локте и посмотрела на него. — Что закончится?

Лицо Антона резко изменилось. Взгляд стал непроницаемым, а улыбка — фальшивой.

— Всё плохое, — успокаивающе сказал он. — А теперь — спи. До будильника ещё полчаса.

Я могла взбелениться. Могла начать выспрашивать, что именно он имел в виду. Могла психануть, встать и уйти, если не ответит. Но физик принялся разминать мне плечи, и стало плевать. На всё и на всех.

Пусть будет как будет.

Давид — молодой воин (будущий иудейский царь), победивший великана по имени Голиаф.

Глава 25

Обстановка накаляется

Зал был полон. На расширенное заседание согнали всех и вся. Даже пары отменили ради такого случая. Ираида Витальевна Абзац взяла слово полтора часа назад, и останавливаться, по всей видимости, не собиралась. Полусонные преподаватели слушали её вполуха и важно кивали, украдкой залипая в замаскированных блокнотами гаджетах.

— Учитель. Педагог. Наставник… — проникновенно вещала Абзац, улыбаясь так елейно, что даже у медоносных пчёл слиплись бы попки. — Вот основа основ образования. Педагог — не профессия, а призвание. Великий труд и великая мудрость, искренняя забота о детях, самоотверженность, милосердие, альтруизм, ответственность и…

Она чуть сбилась. Видимо, слова закончились.

— Пунктуальность, — шёпотом подсказала Мегера Душегубовна.

— И пунктуальность, — на автомате повторила Абзац. — Вот, что отличает человека с большой буквы Пэ! Вы должны гордиться своим великим трудом. Вы несёте свет истины! Сеете разумное, доброе, вечное! Благодаря вам…

Дальше я уже не слушала. Нашла глазами Антона — он сидел справа в третьем ряду, рядом с Енисеем Симаргловичем. После того, что произошло между нами, я старалась держать дистанцию: если коллеги узнают про наш роман — пиши пропало! Антон чуть повернулся и поймал мой взгляд. В карих глазах читалось такое, что щёки разом вспыхнули, и я спешно опустила очи долу.

Ай да физик! Форменный хулиган. Хулиган и совратитель по совместительству. Целуется совершенно потрясающе. А уж как он…

— Я сказала что-то смешное? — ледяной тон заставил