Коллектор (ЛП) - Скотт Виктория

— И что же я сделала?

— Ну, — говорю я, подумав, — сначала ты сказала желание вслух. Затем начала перечислять причины, почему ты хотела, чтобы это произошло. Так что, может быть, попробуем еще раз.

Чарли тихо смеется.

— Я тебя почти не вижу.

— Я сейчас выгляжу очень сексуально.

Девушка смеется еще громче и собирает волосы в хвост, как будто это поможет магии или чему-то еще. Ее губы приоткрываются, и мое сердце колотится так сильно, что это раздражает.

— Я хочу иметь красивые, идеальные глаза, — говорит она.

Мне хочется остановить ее и предложить ей проверить зрение, но Чарли продолжает.

— Я всегда хотела наносить черную тушь на ресницы и купить один из этих наборов с триллионом оттенков теней для век. Но какой в них смысл? — она толкает очки на туалетном столике. — Независимо от того, что на мне, я все равно чувствую себя одетой как попало. О! И я хочу хлопать глазами, когда парень флиртует со мной.

«Когда? Когда парень флиртует с ней?»

— Я хочу, чтобы люди хоть раз обратили внимание на цвет моих глаз. — Чарли пристально смотрит на меня и тихо говорит: — Держу пари, ты не знаешь, какого они цвета, не так ли?

Я рад, что она не видит моего лица, иначе знала бы ответ. Я осматриваю ее светлые волосы и светлую кожу.

— Голубые, — отваживаюсь я.

Она дергает себя за мочку уха и улыбается.

— Ты просто угадал. Но это нормально, — Чарли упирает руки в боки и повторяет: — Я хочу красивые, идеальные глаза.

Девушка закрывает глаза и ровно дышит. Опускает руки и сжимает их в кулаки, как будто хочет, чтобы это произошло. Делает последний глубокий вдох и открывает глаза. Потом подбегая, запрыгивает на кровать и прыгает на матрасе. Вверх и вниз. Вверх и вниз.

— Я вижу! Я прекрасно вижу! — кричит она шепотом, чтобы бабушка не проснулась. — О, боже мой, — перестает прыгать. — Это действительно сработало.

Подхожу к комоду и беру ее очки. Потом открываю окно и делаю вид, что выбрасываю их. Чарли спрыгивает с кровати, пробегает через комнату, хватает их и выбрасывает в окно.

— Чарли! — говорю я, смеясь. — Ты выбросила их в окно.

— О, ты это видел? — она поднимает два пальца и показывает на свои глаза. — Сумасшествие и да, я это сделала!

Она стоит так близко, что я чувствую исходящее от нее возбуждение. Чарли смотрит на улицу, потом на меня. У нее «действительно» голубые глаза. Не серо-голубые, скорее ближе к синему. Такой синий цвет можно найти в коробке карандашей.

Они широко открыты, и я не могу остановиться, но…

Я медленно протягиваю руки и провожу большими пальцами по ее глазам. Они закрываются под моими прикосновениями. Чарли не открывает их, когда я отстраняюсь, просто стоит и глубоко дышит.

Вспыхивает свет ее души. Я почти забыл о печати, но, очевидно, контракт ничего не упускает из виду. Из глубины моей груди появляется красная печать, плывет к ней и прикрепляется к ее свету, цепляясь за него. Увидев, что я наделал, сжимаю кулаки.

— Спокойной ночи, Чарли, — говорю я тихо.

Она улыбается, не открывая глаза, и кивает.

Я ухожу и закрываю за собой дверь. Выйдя из ее комнаты, опускаю руку в карман и нащупываю пальцами холодную монетку. Пытаюсь сосредоточиться на расплывчатом слове «Свобода», вдавленном в бок монеты. Затем смотрю вниз, туда, где, как я знаю, находится моя манжета, и на мгновение мне становится противно от того, откуда она взялась — от того, как Босс сделал их. Интересно, что бы подумала Чарли, если бы узнала секрет, который знаю я? Тот, о котором я никогда не смогу рассказать.

Я крепко зажмуриваюсь.

«Это задание. Она — очередное задание».

Слышу, как Чарли ходит по комнате с другой стороны двери. Она, наверное, забирается в постель. Я вдруг представляю себе, во что она одета — возможно, в ту самую красную шелковую сорочку — и лежит уже под одеялом. Держу пари, что во сне Чарли еще больше похожа на ангела. В жилах закипает кровь. А смесь гнева и вины вызывает тошноту. Потому что это не имеет значения. Независимо от того, что я думаю о девушке, спящей в этой кровати, я не потеряю своего повышения. Я не вернусь в ад. Я не поставлю ее жизнь выше своей.

Верхняя ступенька скрипит, когда наступаю на нее, но что-то останавливает меня. Дверь бабушкиной комнаты приоткрыта, и я слышу, как она отхаркивается. По позвоночнику пробегает дрожь и все, о чем могу думать, что это «чертовски отвратительно».

Я спускаюсь еще на две ступеньки и снова слышу кашель. Бабушка кашляет так сильно и так долго, что я уверен, это последний звук, который она издаст в своей жизни. Затем кашель прекращается, и я слышу, как женщина хватает ртом воздух. Зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох и направляюсь к ее двери. Распахиваю дверь и вижу бабушку, лежащую на большой кровати. Рядом с ней окно, луна отбрасывает тени на ее пурпурное шелковое одеяло.

Делаю несколько тихих шагов в комнату и останавливаюсь, когда старушка оборачивается. Она не выглядит удивленной, увидев меня. Как будто знала, что я войду. Бабушка открывает рот, снова кашляет, и я борюсь с желанием убежать. На ночном столике, вне пределов досягаемости, стоит стакан с водой. Я пересекаю комнату и пододвигаю его к ней.

А потом убегаю.

Меня передергивает, и я быстро трясу головой, как боксер, пытаясь избавиться от мурашек.

— Данте, — хрипит бабушка.

Я застываю.

— Спасибо.

Едва заметная улыбка касается моих губ, когда я спускаюсь по лестнице и ухожу.

Глава 24

Идеи назревают

В среду утром открыв глаза, осознаю, что отведенные мне десять дней уже на исходе, а мне нечем похвастаться. Нужно ускорить события. Проблема в том, что я действительно слишком сильно затягиваю. Хотя и не признаюсь почему.

Когда добираюсь до дома Чарли, бабушка открывает дверь. Она одета в свое шелковое кимоно и ведет себя так, будто прошлой ночью ничего не случилось. Как будто она почти не задыхалась.

— Привет. Чарли уехала в школу с Блу.

Скрещиваю руки на груди.

— Неужели?

Старушка кивает.

— Итак… — говорю я.

Мистер Неловкость появляется рядом и закуривает сигарету, устраиваясь поудобнее. Это тот же самый ублюдок, который появляется после того, как ты столкнулся с незнакомцем.

Бабушка снимает напряжение, улыбаясь и хлопая меня по плечу.

— Не волнуйся, малыш. Я никому не скажу, что у тебя есть сердце.

Пытаюсь вернуть ей улыбку, но у меня не выходит.

— Что с вами случилось? — вместо этого спрашиваю я.

Она резко вздыхает и смотрит через мое плечо в лес.

— Пищевое отравление.

— Угу. — Я провожу рукой по волосам. — Когда собираетесь рассказать Чарли об этом пищевом отравлении? Она ведь не слепая.

Бабуля впивается в меня серо-голубым взглядом.

— Эта девочка уже достаточно натерпелась.

Выдерживаю ее взгляд. Чарли уже достаточно «натерпелась». И все же она знает, что с бабушкой что-то происходит. Но не все. А она этого заслуживает. Но я решаю, что это не мое дело.

Бабушка все еще смотрит на меня, и я киваю.

— Пожалуй, вы правы. Увидимся позже.

Ее взгляд теплеет.

— Увидимся, красавчик.

***

Занятия затягиваются, и я не могу найти ни одной свободной секунды, чтобы поговорить с Чарли. Перемены между уроками вообще пролетают со скоростью света, и я уже в сотый раз проклинаю необходимость вообще ходить в школу.

Когда, наконец, наступает время обеда и сладкой свободы, нахожу Чарли и ее друзей за их обычным столом. Ресницы у Чарли длинные, с черной тушью, на веках блестят золотисто-коричневые тени. Впервые вижу на ней хоть каплю косметики.

Выглядит неплохо. Она выглядит неплохо. Но я все еще не уверен, что это было необходимо.

В кафетерии царит суматоха, и звуки возбужденных голосов терзают мои барабанные перепонки. Чертовы танцы на Хэллоуин. Всю неделю похотливые мальчики и невежественные девочки суетились, чтобы назначить свидания и купить билеты на этот дурацкий бал.