Огонь в янтаре - Катерина Крутова

в обиду тебя не дам, — буркнул тогда сонно, сгребая в охапку, и она затихла на время, доверчиво положив голову на грудь. А все одно поутру рядом Яры не оказалось. «Ну не дракон же ее языком слизал?!» — недоумевал воин, обходя дозором старый челн.

На вопрос «куда делась?», кормчий выдал неразборчивое:

— Лучше за своей бабой смотреть надо.

Тур пожал плечами, а скальд даже головы не повернул, наглаживая брюшко блаженно нежащегося в руках Мокроуса. Только Мошка, густо покраснев, признался, что на рассвете приметил, как Яра на корму шла. Но следить, ясно дело не стал, там же-шь место отхожее…

— Вернется! — Возгар раздраженно плюнул за борт, злясь на вечно норовящую ускользнуть.

— Вернется. — Подумал, глядя на показавшийся на горизонте Твердыш Пращура.

— Вернется? — спросил, заглядывая в преданные глаза Усиня, ведя того под уздцы к сходням, сброшенным на каменную гряду.

— Ну не рыба ж она, чтоб уплыть и не птица, чтоб улететь? — недоуменно оглядывал фьорд, не участвуя в общей радости прибытия, безучастный ко всему, кроме пропажи, от которой щемило сердце, и тревожно вспыхивал бабкин оберег.

Яры след простыл, будто привиделись ему и золото глаз, и волос непослушных медь, и грезой сладкой примерещилась нежность рук и ласковая нега отзывчивого тела. Воин тряхнул головой, прогоняя неуместные мысли — требовалось на охоту настроиться, да планы поднять, как драконицу изловить. Но не шла рыжая прочь из головы. Трижды стукнул себя наемник кулаком по лбу, но только шишку набил, а русла помыслы не сменили — все к Яре тянулись.

Злой на себя, растерявшего боевой пыл, и на девку, забравшую с собой, что-то посерьезнее тугого кошеля, шел наемник по узким мосткам к берегу. Впереди маячила широкая спина ярла Тура, позади догоняли Мошка и Скёль. Мокроус-выдра тоже на сушу собрался — но не спешил — плыл вдоль гряды, то обгоняя, то возвращаясь. Кувыркался в воде, укладывался на спину и показывал путникам длинный язык, отчего лицо рунопевца озарялось улыбкой. Девичьей, как теперь был уверен Возгар.

Здесь их пути расходились — ярл с Мошкой планировали поутру отправиться с кормчим обратно на большую землю. Данное Рёне слово Тур сдержал — скальда доставил невредимым и, насколько возможно, в своем уме. А наемника троп только начинался — где-то здесь, меж гор и узких проливов таилась та, за чью голову и приплод обещал Крез землю и злато. Но чтоб ее сыскать требовалась удача немалая и хитрость недюжая. И хоть не по душе Возгару был любой обман, именно лукавством да лживой кривдой надеялся он получить верный совет.

Там, где гряда упиралась в каменистый берег, а деревянный настил расходился пристанью для плоскодонных лодчонок стоял старик. Сплетенные в длинные косы седые волосы почти касались земли, грубое рубище, подпоясанное простой бечевой, пузырилось на сильном ветру. Без прищура глядели на прибывших глаза — стальные, глубокие, точно сам Фьорд расплескал в них свои воды. Возгар понурил голову, не в силах выдержать пронзительный взгляд. Лучник знал его — постаревшего за двадцать лет, но не утратившегося ни властного могущества, ни мудрого покоя. Да и как не признать того, кто принял тебя, точно родного, делил с тобой и скудный хлеб и доброе слово, а в ответ получил только гордость молодецкую, да черную неблагодарность?

— Здравствуй, Драгост, глава Драконоборцев, хранящий покой Пращура на Твердыше, — Возгар поклонился до земли и не решался разогнуться, пока не услышал ответное.

— С возвращением, сын Гордара, несущий Возгорающий свет, — старик в ответ едва кивнул и потерял интерес к лучнику. Зато склонился перед ярлом, прижимая к груди морщинистые ладони:

— Великий муж Великой Рики* (Вельрика — великая страна. Рика — страна), благословенен троп, приведший тебя в наши края. Да будут дни твои долги, потомки крепки, а мир под их началом покоен и справедлив.

«С последней встречи совсем умом тронулся», — Возгар с конем отошли в сторону, открывая взору Драгоста Мошку и Скёль. На юного вэринга глава драконоборцев даже не взглянул, зато при виде скальда задрожал как в трясучей лихорадке, побледнел под цвет рубища и рухнул, не щадя коленей, прямо на камни у ног рунопевца. Вылезший на сушу Мокроус, проковылял к коленопреклонённому мужчине и ткнулся мокрой усатой мордой в макушку. Будто выходя из забытья, старик снизу вверх посмотрел на Скёль. По обветренному лицу текли слезы радости, а губы на древнем свистящем языке шептали слова молитвы:

— Добро пожаловать на Твердыш Пращура, блаженный волхв — сказитель пограничья, первый с Битвы Пепла и Злата!

9. Люд первого Ящура

Люд общины точно с писаной торбой носился со Скёль. Местные бабы обступили со всех сторон, принялись целовать руки, обнимать и гладить, а после повели в общий дом, откуда, спустя время скальд вышел уже другим — взамен рубахи рунопевца наряженный в платье, а поверх — плащ из овечьей шерсти. Длинные волосы вычесали и прибрали в косы вкруг головы, а тонкие пальцы поблескивали серебром колец.

— Девка, — усмехнулся в бороду ярл Тур и Возгар согласно кивнул. Мошка же рот от удивления разинул и глаз от той, с кем ночлег в пути делил отвести не мог.

— И ничо такая, не страхолюдная, — выдал, наконец младший вэринг, вызывая смешки старших мужей.

— Путь Скёль не бабий, и не мужской. Да и не путь то вовсе, а служение. Нет дела до мирских забот тому, кто видит в глубь минувшего и в грядущего дали, — Драгост сидел поодаль на округлом камне и смотрел, как Мокроус съезжает по покатой скале на спине в воду.

— Толку-то от дара такого, одна головная боль, — Возгар с прибытия пытался старца на разговор вызвать, да тот лишь молчал, будто глуховат стал. Но в этот раз глава драконоборцев удостоил лучника ответом.

— Прав ты, Возгар. Большие знания — сплошная боль. Оттого проще люду будущего не ведать, да о прошлом забыть. Так и дни настоящие без печали пойдут, а не грузом тяжелым на плечи лягут. На то ж сила недюжая надобна, чтоб не только знать, куда шаг следующий приведет, но и ответ за это суметь держать.

— Дело говоришь, — хмыкнул Тур, поглядывая на Мошку — дошла ль до молодого мудрость прожитых лет. Но парень все от Скёль глаз отвести не мог. Та же всем прочим предпочитала выдру, что уже вертелась у девичьих ног, вымогая лакомство и ласку.

— Хватит ли у нее силы той, про которую ты вещаешь? Дунут зимние ветра, и точно худую щепу сломает тело хилое, — наемник провоцировал, вызывая Дракоста