Клаудия Грэй - Звездная ночь

Потом очень осторожно открыла тяжелую дверь и вошла. Очень хотелось отпустить ее и побежать, но пришлось проявить терпение и придерживать дверь, чтобы она закрылась совершенно бесшумно. И только тогда я стала подниматься по ступенькам, напряженно прислушиваясь ко всем звукам: вот капает вода из крана, кто-то похрапывает, где-то включили настольную лампу...

На самом верху винтовой лестницы и находилась комната, где хранились документы. Я толкнула дверь и пригнулась, чтобы на меня не посыпались пыль и пауки. Горгулья за окном с подозрением посмотрела на меня. В каждом углу высились пирамиды из коробок и сундуков, на многих виднелись надписи, сделанные старомодным почерком или строгим непривычным шрифтом, которым давно уже никто не пользуется. В этих коробках хранились сведения о бесчисленном множестве учеников, посещавших когда-либо «Вечную ночь»; большинство из них — вампиры.

«Думай. Они хотят знать, зачем здесь человеческие ученики, а не вампиры. Но если ты разузнаешь что-нибудь о вампирах, возможно, это подскажет тебе что-нибудь о людях».

Тут мне в голову пришла мысль: а что если эти люди как-то связаны с вампирами? Что если это члены их семей или даже потомки?

Исполнившись энтузиазма, я уже хотела открыть ближайший сундук, но остановилась. Когда я была в этой комнате в прошлый раз, в одном из сундуков мы нашли останки убитого вампира. Наверняка миссис Бетани не оставила череп Эрика гнить здесь, правильно?

Я осторожно приподняла крышку на пару дюймов и заглянула внутрь. Никаких черепов. Облегченно выдохнув, я откинула крышку и вытащила несколько листков бумаги — какие попались под руку. Придется прочитать множество документов, чтобы убедиться в правильности моей теории, и какая разница, откуда начинать?

И тут в углу сундука я заметила какое-то движение, а взгляд зацепился за маленький темный хвостик. Мышь пытается спрятаться в бумагах.

Не успев ни о чем подумать, толком не поняв, что делаю, я схватила мышь и впилась в нее зубами.

Она пискнула всего лишь раз, а если и дернулась, то я этого не заметила. Все, что я чувствовала, — это кровь, заполнившую рот. Настоящую кровь, живую, оросившую мой язык. Словно я надкусила сочную виноградину в жаркий летний день — только кровь была горячей, слаще и даже вкуснее. Сердце мыши трепыхнулось у моих губ. Я сделала глоток, другой, третий — и все кончилось.

Откинув мышь в сторону, я посмотрела на ее мертвое тельце, и меня замутило.

Мерзость, какая мерзость! Я несколько раз сплюнула, пытаясь избавиться от шерстинок, прилипших к губам. Трупик мыши я закинула в угол, где он и остался лежать. Но, то и дело вытирая рукавом губы, я не могла забыть, какой вкусной была эта кровь...

...и по-прежнему казалась мне вкусной.

По крайней мере я сделала это не на глазах у Лукаса, подумалось мне. И теперь нужно взять за правило — пить больше крови во время ланча. Может, целый галлон, если это удержит меня от повторения подобного.

Потеря самообладания расстроила меня настолько, что захотелось вернуться в комнату и спрятаться под одеялом. Но я этого не сделала; пробраться сюда было не так уж просто, и я не собиралась впустую тратить время. Стараясь не думать о случившемся, я начала читать: Максина О'Коннор, умерла в Филадельфии...

Внезапно буквы затуманились. Я увидела, что выдыхаю пар. Надо же, я и не думала, что здесь настолько холодно. Задрожав, я обхватила себя руками, ощущая холод даже через халат. Высохший желтый лист бумаги дрожал в моих трясущихся пальцах. Нет, еще несколько секунд назад тут не было так холодно.

По стенам полз иней.

Я как зачарованная смотрела на морозные кружева, затягивающие камень, на эти жутковатые голубые потрескивающие прожилки. Они расползались, переплетались и опять разделялись, снова и снова. Рисунок начинался на полу, покрывал стену и, словно глазурь, перетекал на потолок. Несколько небольших серебристых кристалликов снега висело в воздухе.

Я оцепенела от испуга: не могла ни крикнуть, ни побежать, ни сделать что-нибудь еще, только стояла и дрожала, пытаясь поверить, что все это действительно происходит. Я вытянула руки вперед, едва замечая что пальцы мои покраснели и сделались неуклюжими от холода; мне хотелось прикоснуться к снежным кристаллам в воздухе, чтобы убедиться: все это реально.

Мне хотелось, чтобы здесь был Лукас... мама... Балтазар... кто угодно, хоть кто-нибудь. Я дышала коротко и часто, и сильно закружилась голова.

Несмотря на страх, я не могла не заметить, что выглядело все это очень красиво — хрупко и изысканно, словно я вдруг оказалась внутри хрустального замка в самой середине стеклянного снежного шара.

Лед затрещал так громко, что я подпрыгнула от неожиданности и широко открыла глаза. Иней, прокладывавший себе путь по окну, застлал ночное небо, скрыл горгулью и даже луну. Теперь комната излучала собственный свет. Все эти морозные линии на окне внезапно изогнулись и сложились в очертания, которые я узнала.

Лицо.

Ледяной мужчина был изображен безупречно, как на иллюстрации в книге. Длинные темные волосы парили, как облако. Я вспомнила старинные картины — портреты морских капитанов восемнадцатого века. Лицо было вырезано во льду так детально, словно он на меня смотрел. Это было едва ли не самое живое изображение из всех, когда-либо мною виденных.

Тут сердце мое пронзило холодом, потому что я поняла: он действительно на меня смотрит.

Губы его шевелились. Он что-то произносил, но я никак не могла понять, что именно, а звука не было слышно. Онемев от ужаса, я просто помотала головой.

Он закрыл глаза. Воздух в комнате сделался еще холоднее — настолько холодным, что обжигал...

Лед на окне взорвался, льдинки полетели в мою сторону, сохраняя форму лица, теперь объемного. Оно все приближалось, и тут раздался крик, похожий на звук бьющегося стекла:

— Прекрати!

Кусочки льда посыпались на пол вокруг меня, как конфетти. Падали они беззвучно и были такими тонкими, что мгновенно таяли. Со стен и окон исчез иней, и в комнате тотчас потеплело до нормальной температуры. С потолка закапала вода — там таял лед.

Я сидела в центре всего этого настолько потрясенная, что не могла двинуться с места. И слишком испуганная, чтобы закричать. В голове билась только одна мысль: что это за чертовщина такая?

Когда я наконец смогла пошевелиться, то выбралась из комнаты с документами, побежала вниз по лестнице и выскочила из северной башни, уже не думая, что меня могут застукать. Не останавливаясь, я домчалась до своей комнаты, нырнула под одеяло и лежала там с мокрыми от пота волосами, чувствуя, как колотится сердце. Про сон, конечно, можно было забыть. Я прижимала стеганое одеяло к груди и пыталась понять, что же произошло.