Аир. Хозяин болота - Даха Тараторина

которой некуда спрятаться. А еще не забыла, как измученный, исхудавший кузнец стоял на четвереньках, изрыгая из себя черную грязь; как прятался от солнечного света; как текли из его глаз черные слезы. Заслужил ли он прощения? А смерти?

Ледяная рука легла ей на щеку, заставив повернуться. Аир прижался лбом к ее лбу.

– Хочешь узнать, что такое месть? Хочешь, я знаю. Дай умереть кузнецу. Посмотри, как он мучается, насладись. Упивайся его слабостью, как он упивался твоей. Или… – его взгляд метнулся к болоту, – спаси его. Всего-то и нужно, что болотный корень. Но ты не станешь, так ведь?

Болотный корень… Ива знала о нем из враки. Цветок рос на дне болота, в самой трясине. И цвел лишь под водой. Маленькая алая звездочка, охраняемая полчищами нечистых духов. Спасение для умирающих и смертельный яд для здоровых. Сказывают, когда-то они цвели по всему краю: бери кому нужно. Но люди жестоки. И спасительный цветок стал товаром и сущим проклятием. Многие погибли, прежде чем боги, осерчав, лишили людей лекарства от всех болезней.

Быть может, оно и к лучшему, что теперь чудо-трава не доставалась абы кому. Быть может, стоило признать, что Бран ее недостоин.

Ледяные губы коснулись виска девушки.

– Ты хотела, чтобы он страдал. И он страдает. Смотри. Наслаждайся. Мы ведь с тобою похожи, невестушка.

Ива поднялась медленно, как во сне. На земле, где она сидела, остался шерстяной платок и примятый, изуродованный мох. Она отвязала и бросила наземь котомку. Скинула юбку, стянула рубаху.

Аир смотрел на девушку во все глаза, точно впервые увидав. Бледная и хрупкая, с тонкой кожей… Она чем-то походила на тех болотниц, что десятилетиями пели ему утешающие песни. Но было в ней нечто, чего в мертвянках отродясь не водилось. Что не во всяком живом-то человеке встречается. Оно горело глубоко внутри, обжигало и разгоняло тьму.

Девушка не стала объясняться. Она поклонилась Хозяину болота, благодаря за совет и дозволение, и пошла к темной воде. Трясина приняла в объятия ряски нагое тело.

– Стой!

Аир вскочил. До последнего не верил, что дуреха взаправду решится нырнуть за болотным корнем. Ива послушно замерла, и только тут стало ясно, как сильно дрожат ее хрупкие плечи. От страха ли, от озноба – не все ли равно.

Она заговорила, чуть не плача, но и не подумала вернуться:

– Я не погублю Брана! Я просила тебя о защите, а не о мести.

– Мне виднее, что тебе нужно!

Аир едва поспел к ней, ухватил и потащил к суше, а Ива вцепилась в него зубами со всей мочи. До чего ж красивой она была в тот миг! Не той тенью, явившейся в запретную чащу просить помощи, а той, кто не отступится от задуманного. Той, кто скорее умрет, но не сдастся. Той, кем так и не стала та, первая…

Ива вырвалась и оттолкнула жениха, набрала побольше воздуха и нырнула. Ряска быстро затянула темную полынью в том месте, где она скрылась.

– Ну не дура ли?!

Деревце, полощущее ветви в болоте, не ответило Господину топей. Да он и без того знал ответ. И то, что Ива без меры глупа, и то, что сам он не лучше. Аир растерянно взъерошил волосы и погрузился в болото вслед за невестой.

* * *

Уж до чего жутким было болото, если смотреть на него с суши! Однако из-под воды оно оказалось и того хуже! Непроглядная темень и шевелящиеся силуэты – не то трáвы, не то чудища водяные.

Ива плавала дурно. Ныряла вовсе из рук вон плохо. А вязкая стоялая вода не текла и не освежала, как в Ключинке, а обволакивала киселем. Каждое движение давалось тяжко, грудь спирало без воздуха. А дно… Поди разбери, где то дно, когда черным-черно что сверху, что снизу! Она молотила руками и ногами. Не плыла даже, а больше барахталась, лишь бы не зависнуть дохлой рыбиной на месте.

А болото глубоко! Немного света его и днем достигало, что уж говорить про ночь. Можно было и не стараться открывать глаза, а сразу искать болотный корень ощупью. Ива наугад схватилась за водоросли, колыхающиеся впереди, но те вдруг свились кольцами, клюнули протянутую руку и шмыгнули в сторону. Не завизжала девка потому лишь, что задохнуться боялась сильнее, чем попасться кусачей рыбине.

«Неужто бабка Алия так видит нашу деревню? – думалось Иве. – Ни лучика света, ни искры… Одна темень!»

И только ей так подумалось, как чернота вспыхнула редкими проблесками. Тусклыми, едва заметными. Не то болотные огни, не то тающие на рассвете звезды. А может, то звезды и были? Небо с землею поменялись местами, и Ива, уверенная, что плывет вниз, на самом деле поднималась кверху? Хорошо бы так оно и было! Это поначалу казалось, что воздуха ничтожно мало. Теперь же он распирал легкие, грозя разорвать грудь. Выдохнуть, наглотаться грязной жижи – и то облегчение. Но нельзя! Надобно найти волшебный цветок, ощутить пальцами стебель…

Кто-то мелькнул рядом. Живой, крупный. Такой и жевать не станет, проглотит целиком! Ива перевернулась в воде и быстрее заработала ногами.

Огоньки близились. Серебрились, как мальки на мелководье, искрились драгоценными серьгами: сюда, сюда! Здесь главное сокровище! И чем ближе становились маленькие звездочки, тем светлее делалось болото. Какое там болото! Так, озерцо прозрачное с чистой водицей, теплой, как парное молоко. В такой только малым детям играть. Нечего тут пугаться!

Исчезли завивающиеся кольцами водоросли, пропал камыш, заросли кувшинок помстились мягкими лесными травами: ложись, девица, на перину! Отдыхай! Да и воздух боле не терзал грудь, норовя освободиться. Он всего-то пек уютно, обогревал тлеющими углями. Следовало плеснуть на них воды да затопить, чтобы вновь не разгорелись.

Огни были диво как красивы! Уже не маленькие бесформенные пламена, а настоящие драгоценные камни. Зелены изумруды, сапфиры темно-синие, как омуты, смоляные пятна агатов – они переливались гранями на браслетах и очельях. Несметные богатства! Только приблизься, девица, – все твои станут!

«Да уж, таких ни у красавицы Салы отродясь не было, ни даже у жены старосты при жизни. А у меня и подавно!»

И как бы ни было дурно хватать чужое, а все одно невмоготу стало хотя бы не потрогать, не примерить одно махонькое колечко! Конечно же, Ива не станет его брать. Хозяин болота и так расщедрился, согласился поделиться волшебным цветком. Обирать его – последнее дело. Но хоть одним пальцем коснуться… Когда еще доведется? Ива потянулась к капельке изумруда, самой тусклой, лежащей опричь остальных.

«Я только потрогаю!»

Семья их