Горький сладкий плен - Анна Жнец

Что ты прав и ситхлифа может быть опасна. Наверное… наверное, нам и правда следует сбежать. Пока она ничего с нами не сделала.

— Глупости! — рявкнул Э’эрлинг и вздрогнул, удивленный собственным категоричным тоном. — Вовсе она не опасна и ничего с нами не сделает. Каждый может психануть.

— Психануть? Это ты называешь психануть? — А’алмар ткнул пальцем в его шею, на которой, судя по ощущениям, уже наливались синяки.

Э’эрлинг нервно дернул плечом.

— Она женщина. Женщины эмоциональны. И вообще…

Не договорив, он двинулся к палатке, которая уже успела стать им домом родным.

Бегать за Трисой по лагерю и приставать с вопросами было глупо (хотя хотелось), и Э’эрлинг погрузился в томительное ожидание. Вернется — сама все расскажет. Ну или опять сорвет на нем злость. Главное, чтобы вернулась поскорее, а то сидеть здесь в неизвестности уж нет никаких сил.

Время шло.

А’алмар спал, ел, ходил к дереву, которое служило нужником, раздражал Э’эрлинга звуками, которые издавал.

— Не шуми, — шипел Эхо на друга, косясь в сторону выхода из палатки в надежде увидеть знакомую фигуру, но она все не появлялась — только ветер, дразня, приоткрывал полог.

Куда эта упрямая женщина запропастилась?

— Но я не шумлю, — огрызался Ручей.

— Шумишь! Это невозможно терпеть!

— Но я просто сижу.

— Ты сидишь слишком громко!

— Я просто сижу и дышу.

— Значит, не дыши!

Где эта демонова Триса ходит? Почему не возвращается?

Э’эрлинг встал на ноги. Сел. Встал. Сел. Прошелся по шатру взад-вперед. Выглянул наружу и увидел целительницу, бредущую мимо.

Может, она знает, куда подевалась ее командирша?

Измученный ожиданием, он остановил знахарку, чтобы расспросить.

— Я видела, как госпожа вошла в палатку, где держат другого пленника, — ответила женщина. — У него еще такое странное имя. «Вороний принц».

К О’овулу?

Э’эрлинг стиснул кулаки.

— Но зачем?

Целительница пожала плечами. Ее голос звучал равнодушно, но слова были кислотой, плеснувшей в лицо.

— Наверное, вы больше не утоляете ее голод.

Не утоляем голод?

Какой голод?

Он отказывался понимать значение этой фразы, но мерзкий голосок в голове пояснил: «Тот самый. Плотский. Ты ей наскучил. Надоел. И она отправилась за новой жертвой, чтобы придаться похоти».

Распутница!

В крови забурлил огонь. Зубы клацнули. С губ слетел тихий рык.

Сорвала и выкинула. Попользовалась и бросила. Поимела, как портовую шлюху, и пошла дальше.

Отросшие ногти глубоко вонзились в мякоть ладоней.

Она просто играла с ним!

А что, если он не устроил ее в постели, оказался никчемным любовником, и поэтому Триса его больше не хочет?

Конечно. Именно так. У него ведь совсем нет опыта.

Но он может лучше!

И докажет это!

— Ситхлифам нужны яркие эмоции. Мужчины быстро выдыхаются и перестают удовлетворять их потребности, — сказала целительница, добавив еще немного соли на его раны.

Он не выдохся! Не выдохся!

С ним Триса захлебнется в эмоциях. Он утопит ее в страсти и наслаждении. Пусть только даст шанс.

Э’эрлинг представил ее с О’овулом, сидящую верхом на другом мужчине, чужие руки на ее прыгающей груди, и стрелой рванул в сторону палатки, где укрылись любовники.

Глава 27. Триса

Я была расстроена мыслью о скором расставании. Меньше всего мне сейчас хотелось играть роль злодейки и пугать кого бы то ни было, но разве есть у ситхлифы выбор? Главное правило, которому нас учили в Туманной Цитадели — перед важной миссией надо насытиться эмоциями.

Прежде чем нырнуть в палатку, где держали третьего пленника, я вытерла грязные сапоги о высокую влажную траву у входа. Затем глубоко вздохнула и откинула полог.

— Оставьте нас, — приказала я охранникам, приставленным к О’овулу.

Мужчины поклонились. Спустя секунду их уже не было в шатре. Моя будущая еда молча следила за мной со своей подстилки.

Эльф не был связан и для пленника выглядел очень даже неплохо. Не бит, накормлен, одет в чистое и сухое, вымыт и, похоже, доволен жизнью. За время заточения О’овул даже слегка поправился, отъевшись на дармовых харчах. Его цветущий вид меня бесил, потому что лишний раз напоминал, насколько я неправильная ситхлифа. Правильная ситхлифа — зло во плоти. Правильный пленник — тот, который дрожит от ужаса и истекает кровью. А у меня в лагере полный бардак.

Вы только посмотрите на этого эльфа! Он даже не испуган моим появлением! Наблюдает за мной напряженно, но без опаски. Ему, демон побери, не страшно, а любопытно! Любопытно! О, позор на мою голову!

Ничего, скоро мы это исправим. Скоро остроухий красавчик будет молить о пощаде.

В центре шатра стоял раскладной стол, заваленный игральными костями и остатками еды. Всю эту красоту я, недолго думая, стряхнула на пол и подтянула стол к пленнику. Интерес в глазах эльфа разгорелся ярче.

Нет, скажи мне, неужели тебе совсем не страшно? Даже самую капельку?

Сегодня мне было лень утруждать себя разговорами, и я принялась молча раскладывать на столе перед пленником орудия пыток: ножи, клещи, различные зловещие приспособления из металла. Все это я никогда не пускала в ход, но послушно носила с собой, как любая примерная выпускница Туманной Цитадели. Ножи выглядели острыми. Клещи демонстрировали фигурные следы ржавчины. При взгляде на железную грушу, распустившую лепестки, меня саму пробирала дрожь.

Закончив составлять этот жуткий натюрморт, я подняла на пленника красноречивый взгляд.

Ну? Ты уже трепещешь от ужаса?

О’овул внимательно осмотрел композицию на столе и ответил мне широкой улыбкой.

Серьезно? Нет, он серьезно?

— Это вставляется в зад, — я взяла в руки грушу страданий и начала вращать винт, отчего железная штуковина распустилась, как цветок.

— Очень познавательно, — продолжал улыбаться эльф.

— Не веришь, что я использую это на тебе?

— Нет, не верю. Вы добрая.

— Добрая? Да с чего ты взял?! — возмутилась я.

Ушастый наглец показал мне еще больше белых зубов.

— Слышу, что о вас говорят. Вижу, как вы обращаетесь с пленниками. Делаю выводы.

Выводы он, понимаете ли, делает!

В раздражении я швырнула грушу к остальным веселым игрушкам на столе. Те приглушенно звякнули.

В прежние времена и в другом настроении я, быть может, и попыталась бы разубедить свою жертву, возможно, из вредности даже всунула бы эту штуковину ему в зад, но сегодня не хотелось марать руки.

Однако мне все еще нужны были эмоции. Много, много сытных эмоций.

— Раздевайся, — бросила я, вспомнив реакцию Э’эрлинга на мои домогательства в день нашего знакомства. — Буду тебя пользовать.

Не буду, конечно. Максимум штаны спущу и за голые булки пощупаю, причем без особого удовольствия — все ради вкусной трапезы.

В этот раз эмоции должны бить