Рэйчел Кейн - Солнечный удар

– Эта тварь не сможет выжить, – сказало оно, указывая на меня, – неужели ты думаешь, что я позволю ее энергии растрачиваться впустую?

Ифрит говорила обо мне.

– Кого это ты назвал тварью? – бросила я в ответ.

– Тихо! – сказала Рэйчел. Теперь она, нахмурив брови, внимательно разглядывала ифрита, больше его не опасаясь. – Избавься от файербола, пока ты кого-нибудь не покалечила.

Ну да. Файербол. Я разрушила его, сняв шит из углекислого газа и тут же сильно охладив молекулы кислорода, чтобы он не взорвался и не поджарил нас живьем. После щелчка, эхом отразившегося в кабине лифта, остался лишь слабый запах озона и небольшой дымный след, оставленный мной для эффекта.

– Теперь, – сказала Рэйчел и медленно опустила руку, – скажи, кто послал тебя, моя несчастная сестра?

Мне показалось, что ифрит сменил позу. «Моя несчастная сестра?» Эта штука совсем не выглядела несчастной, или имеющей какие-либо родственные связи. Да и ее принадлежность к женскому роду в глаза не бросалась.

Прямо на этих словах лифт зазвенел, и кабина вздрогнула и остановилась. Двери медленно со скрипом разошлись, открыв взгляду просторный, но бесцветный холл, застеленный не слишком новым ковром марки бизнес-класса и… Санта-Клауса.

Серьезно. Большого, плотного, высокого с густыми пушистыми светлыми волосами, с мерцающими, как Карибское море, синими глазами… На нем был синий тренировочный костюм, кроссовки фирмы «Найк» и обязательные для Санта-Клауса маленькие узкие очки на кончике носа.

– Вообще-то, она моя. Прошу прощения за беспокойство, – сказал он и протянул в мою сторону руку для пожатия. Я уставилась на нее, потом на него, на Рэйчел, на ифрита, расположившегося возле противоположной стены с таким видом, словно никаких забот в этом мире у него нет. В воздухе до сих пор висел запах озона.

– Джоанн Болдуин, как я предполагаю, – сказал он с этакой дьявольской всезнающей улыбкой.

– Кто вы такой, черт побери? – выдавила я.

Рэйчел взглянула, потом встряхнула руками и принялась критически изучать вновь появившийся на ногтях лак.

– Его имя Патрик, – сказала она, – и я с прискорбием тебе сообщаю, что это твой новый учитель.

Ифрит исчез, пока я не смотрела в его сторону, но у меня осталась твердая уверенность, что далеко он не убрался. Патрик и Рэйчел обменялись долгими взглядами. Со стороны Патрика – озорной, привлекательный и откровенно развратный, со стороны Рэйчел – полный боли, страдания и неприязни.

– Не надо, – сказала она, как только Патрик открыл рот. Его, казалось, это задело. – У меня нет желания поддерживать отношения с тобой, официальные или какие-либо еще. Ты ждал ее, я надеюсь.

Патрик кивнул и с силой вдавил кнопку, мешая закрыться дверям лифта, и сделал широкий приглашающий жест, включающий в себя шутовской, опереточный поклон. Рэйчел вышла, игнорируя его. Я пошла следом, и у меня появилась четкая уверенность, что, стоя согнувшись в поклоне, он изучал мою задницу.

Патрик позволил дверям закрыться и предложил мне руку, которую я не приняла. Рэйчел, с раздражением глядя на эту пантомиму, резко сказала:

– Давай покончим с этим. Я не ценитель твоих шуточек.

– Ты о моем ифрите? Да брось, Рэйчел. Неужели ты всерьез могла подумать, что она причинит тебе вред? Хороший спектакль, даже очень хороший. Мне понравились твои вопли. Я полагаю, Джонатан сказал тебе, что на пути могут встретиться какие-нибудь неприятности?

– Он не упоминал об этом. Как я понимаю, ты проверял нашу новую подругу?

– Конечно. – Теперь он подал руку Рэйчел.

Она посмотрела на него, словно он предложил прикоснуться к чему-то вроде сточной трубы, и продолжила путь. Патрик ринулся вперед по коридору, указывая нам путь, и бросил через плечо:

– Не обижайся, моя милая, но мне действительно хотелось убедиться, что она не собирается падать в обморок и умирать от малейшей ерунды. Я думал, что раз ты здесь, рядом, она будет ждать, пока ты спасешь ее, но был приятно удивлен. У нее твердый характер. Мозгов нет, но характер твердый.

– Эй, – возмутилась я, прибавляя шаг, чтобы догнать их.

Между нами было как минимум десять футов. Я старалась шагать шире, но мои высокие каблуки, пусть и очень модные, не подходили для быстрой ходьбы.

– Значит, это такой своеобразный тест?

Патрик бросил на Рэйчел взгляд, приподняв густые брови.

– А она быстрая, не так ли?

– Очень. – Впервые они сошлись во мнениях.

Мы остановились у небольшой офисной двери без номера, но с выцветшей табличкой, гласившей «Пожалуйста, стучите». Патрик повернул ручку, широко распахнул дверь и пропустил меня вперед. Я сделала осторожный шаг внутрь и оказалась в не слишком уютной комнате, похожую на стандартную приемную низкооплачиваемого зубного врача – мебель фабричной сборки, потрепанные журналы, паршивый телевизор, беззвучно работающий в углу. Служащий, принимающий посетителей, отсутствовал, зато имелась еще одна дверь, на этот раз без каких-либо табличек.

– Нам сюда. – Он кивнул на вторую дверь.

Я прошла сквозь пустую приемную и собиралась открыть ее… но дверь беззвучно распахнулась прежде, чем я коснулась се.

– Не обращай внимания. Мой ифрит немного скучает, к тому же ты исключительно прелестна, моя дорогая. Ей это нравится.

Никогда раньше Санта-Клаус не смотрел на меня с таким вожделением. Это нервировало.

– Патрик, – сказала Рэйчел с упреком, – веди себя хорошо.

Санта-Патрик принял обиженный вид отвергнутого младенца. У него был плавный тенор, мягкий как масло. И я никак не могла определить по легкому акценту, кто он такой. Не американец… возможно, европеец.

– Я исключительно хорошо воспитан, – оскорбился он, – и к тому же я очень квалифицированный специалист, настолько, что ты удивишься, мой сладкий маленький персик. Видишь ли, я живой пример того, что Дэвид пытался проделать с тобой. Я всего лишь человек, пусть даже уцелевший после того, как меня превратил в джинна другой джинн.

Внезапно мне понадобилось присесть. Столько всего заключалось в этом простом предложении – во-первых, он умирал раньше, во-вторых, превращение однажды уже случалось и вышло удачным. На такое я и не надеялась.

Патрик, должно быть, почувствовал мое состояние, поскольку взмахнул рукой, и внезапно рядом обнаружился стул для посетителей – из числа той самой неудобной мебели из приемной. Я села. Рэйчел положила руку мне на плечо, и ее прикосновение, а также уверенный, дружелюбный взгляд Патрика позволили мне вновь обрести почву под ногами.

– Когда мне было сорок два года, я смертельно заболел, – сказал он и сел за стол. Стул под ним протестующее заскрипел. Патрик уперся подбородком в сцепленные пальцы и продолжил, – тогда я был из тех, кого вы называете огненными Хранителями. Когда я умер, мой джинн…