Наследник для зверя - Анна Григорьевна Владимирова

— Я могу только предполагать, что зверь начинает доминировать над ее личностью, когда сама не может справиться, — продолжал Карлайл. — Я видел сегодняшние новости — ваша женщина борется за свое право выбора и свободы. А это достаточный стресс, чтобы зверь, наконец, показался.

— Раньше не было стрессов?

— Раньше не было гормональной встряски. Все сошлось.

— И что дальше?

— Любить, что ж еще? — устало вздохнул он. — Ну или что там у вас по планам…

— А ты со своей что делаешь? — медленно направился я к лестнице.

— Люблю, конечно. Спал вот…

— Не кусается?

— Стараюсь не заслуживать, — усмехнулся он.

— И давно это у твоей?

— Полгода.

Я поднялся к хищнице и протянул руку — не далась. Величественно облизнулась и отвернула морду. Значит, насчет меня ты с Донной солидарна.

— А как она назад вернется? — тише спросил я.

— Уснет и обернется. Они только во сне могут переключаться.

— Ладно. Прости, что побеспокоил.

— Будут новости по крови — я наберу.

— Так долго? — нахмурился я.

— Естественно, — усмехнулся он. — А ваши уже состряпали отчет?

— Да.

— Понятно, — укоризненно вздохнул он. — Спокойной ночи.

Интересно, и как наше правительство вообще этого типа отпускает в Смиртон? И что тогда мне там сварганили в отчете по крови? Но это все потом. Сейчас в мою спальню вернулась пятнистая хищница, запрыгнула на кровать и свернулась на одной половине постели. Я лег с другой, выключив обогреватель. Вторая бессонная ночь на пользу нервам точно не пойдет. Повернувшись к Донне, я все же осторожно положил ей ладонь на бок. Она не дернулась — сделала вид, что не заметила. А я улыбнулся… и сразу провалился в сон.

* * *

Просыпалась я так, будто вчера была студенческая вечеринка по поводу получения дипломов. И даже чья-то лапа точно также по-хозяйски лежала на бедре.

События вчерашнего дня вспоминались с трудом. Я вздохнула глубже и кое-как открыла глаза — спальня. Не моя. Холодно. Нос, по крайней мере, замерз. А вот под одеялом было жарко, хотя на мне даже трусов нет… Позади вздохнули глубже.

— Доброе утро, — хрипло выдохнул Харт.

— А ты не понимаешь слова «нет», — напряглась я, пытаясь отодвинуться от его напряженного члена, упиравшегося в ягодицу.

— Ты, как выяснилось, тоже, — усмехнулся он.

— И что это значит? — попыталась подняться я, но мне не позволили. Харт вернул мою задницу на прежнее место:

— Ты сама пришла ко мне под бок, — усмехнулся в шею и скользнул ладонью по животу.

— Хорош врать! — возмутилась я, дернувшись. — Я не хожу по ночам!

— Тебе просто раньше было не к кому, — прорычал он соблазняюще, и кожа покрылась послушными мурашками. А внутри что-то будто ответило ему. Глаза сами закатились, дыхание сбилось и задергалось беспорядочными вдохами, и Харт накрыл губами метку, запуская жесткие пальцы в волосы. Я вцепилась в подушку и зажмурилась, недоумевая, что же во мне снова подчиняется этому похотливому самцу. Но ему было плевать на мои душевные метания. Он уложил меня на живот, нежно оглаживая кожу на пояснице.

— Думал, убью тебя ночью, — прошептал вдруг и осторожно прикусил кожу на шее. — Что ты делаешь со мной…

Я привычно напряглась на давление члена между ног, не облегчая жизни ни ему, ни себе. Но стоило ему войти, выгнулась, вжимаясь задницей в его бедра, как похотливая шлюха. Я схожу с ума…

— Может, не худший вариант, — выдохнула хрипло и застонала на его сильное движение.

— Всегда успеем, Донна, — горячо прохрипел он мне на ухо и куснул за мочку. Я взвизгнула и дернулась, и Харт вздернул меня на колени. На этом вся нежность закончилась — он схватился за мои бедра и насадил на член так жестко, что я вскрикнула… Но ничего не дрогнуло внутри.

Меня захлестнуло его обреченной жаждой. Харт двигался все жестче и почти уже не выходил. И это было так дико и подчиняюще, что стало трудно вспомнить, а что же меня не устроило раньше? Он трахал меня, как животное, и это заводило какую-то неведомую сущность внутри, которая быстро освоилась в униженном положении и не видела ничего плохого во всем этом. Даже наоборот… Я скулила и кричала на каждое движение, предвкушая такую нужную разрядку, а когда Харт дернул меня с четверенек к себе и прорвался пальцами к сердцевине, меня тряхнуло, и я задрожала, сжимая ноги и задыхаясь. И он последовал за мной, прихватывая зубами метку и удерживая за горло.

Я даже не помню, когда испытывала такой восторг. Чувство нужности, правильности и желанности накрыло волной и разметало остатки разума. И только когда Харт уложил обратно в постель, я начала понемногу приходить в себя.

«Какого черта со мной происходит?»

Но подумать об этом мне не дали — внизу раздался настойчивый злой стук и послышалось громкое:

— Рон! Открывай!

Харт выругался мне в затылок и тяжело вздохнул.

— В пакете одежда и белье. Я включу обогреватель.

Я проследила, как он поднялся, принес мне пакет, в который я отказалась заглянуть вчера, и вышел голышом на очередной приступ нетерпения у гостя. А я поднялась, закуталась в покрывало, подхватила пакет и скользнула в коридор.

— Я был у тебя на работе, но меня не пустили! — послышался снизу гортанный возмущенный голос.

— Наверное, срок пропуска вышел, — раздраженно прорычал Харт.

— Штаны хотя бы надень.

— Я у себя дома. И у меня медовый месяц.

На этом я захлопнула двери ванной громче, чем следовало, и опустила дрожащие плечи. Какого черта я оказалась у Харта в постели? Врет же, сволочь, что сама пришла! Но как я не почувствовала, что меня перенесли снизу в спальню?

Только дрожь от страха и непонимания, что со мной происходит, прошла по телу, и я залезла в душ, намереваясь просидеть там до ухода посетителя.

Но у Харта были другие планы. Он явился в ванную, резко хлопнул дверью и бесцеремонно залез ко мне.

— Ушли? — поинтересовалась, вжавшись в стенку.

— Нет. Будет