Кот, сова и куча зелий (СИ) - Лариса Петровичева

одна со скверной репутацией. Послушайте, во что вы превращаете королевский конкурс? Вы оба глумитесь надо мной, что ли?

– Простите, ваше величество, – прошептала я.

А королевский конкурс мог закончиться для меня и в каземате. Это и правда было похоже на оскорбление величества, а за такое во все времена полагалось суровое наказание.

– Оба прочь с глаз моих! – отрезал король, и организаторы тотчас же подняли Джеймса с колен и цепко взяли меня под руки. – И скажите спасибо, что я вас под арест не отправляю! Эдвин, вы победитель конкурса, я исполню ваше желание. Адеджаре, вы занимаете второе место, и я дарую вам избавление от рабского состояния личным указом. Для этого магии не нужно.

Он обернулся к нам и спросил:

– Вы еще здесь?

***

До зельеварни нас довезли под конвоем. Полиция уже успела оцепить здание: зевак собралось видимо-невидимо, и у некоторых я заметила в руках камни.

– Лгуны! – заорали люди, как только мы вышли из экипажа. – Мошенники!

Я невольно пожалела, что вынула вкладки из ушей сразу же, как только мы вошли во дворец.

– Государю врали!

– Убийцы!

– Некромант проклятущий!

Джеймс зыркнул в сторону так, что дородная женщина, которая его обозвала, поперхнулась и сочла за лучшее отступить подальше. Сдержанный темноволосый господин, который сопровождал нас от дворца, втолкнул меня и Джеймса в зельеварню, закрыл за собой дверь и негромко, но отчетливо произнес:

– В ближайшую неделю не смейте даже высовываться на улицу. Вы оскорбили государя, но он в милосердии своем не желает вашей смерти. Сидите тихо и не лезьте на рожон.

Сычи, которые рванули было к нам, зависли в воздухе, трепеща неуклюжими крылышками.

– Спасибо за заботу, Кирк, – сказал Джеймс. – Если понадобится зелье, вы всегда можете ко мне обратиться.

Кирк усмехнулся.

– Поостерегусь, знаете ли.

С этими словами он вышел – хлопнула дверь и вопли с улицы как отрезало. Из-за двери в столовую выглянул Персиваль, оценил наше состояние и скрылся: то ли не желал попадать под горячую руку, то ли что-то готовил.

Джеймс прошел к стойке – машинально перебрал несколько листков с записями, подержал в руке пустой пузырек для зелья. Я осталась стоять возле закрытой двери.

Были надежды – и рухнули. Было торжество победы – и от него ничего не осталось. Мы с Джеймсом сомнительные личности и вообще удивительно, как это еще имеем право на жизнь.

– Мне жаль, – негромко произнес зельевар. – Прости меня, Абигаль, я думал, та история давно забылась.

– Такое не забывается, – вздохнула я.

Как же было обидно! Король мог выполнить мое желание – но не стал, потому что в прессе скандал из-за смерти Питера и проклятия, а его величество не будет пятнать свою заоблачную чистоту прикосновением к опороченной девице.

И мы прошли конкурс до конца, и все это оказалось напрасно.

Но Джеймс встал на колени, чтобы попросить о милосердии – не для себя, а для меня. И я твердо знала, что не забуду этого.

Никогда не забуду.

– Я думал, что смогу ее вернуть и не смог, – признался Джеймс. Что-то написал на листке бумаги, отложил в сторону карандаш. – Вот ведь как… хотел исправить ошибку другого человека. И теперь он страдающий отец, а я вечный преступник. Уехал, сменил занятие, никогда больше не прикасался к мертвым, но…

Он вздохнул.

– Ты, наверно, боишься меня. И презираешь.

Некромантов боятся все. Слишком много в них тьмы и возможности заглянуть туда, куда заглядывать нельзя.

И я тоже боялась. Но ответила:

– Нет. Мы с тобой честно победили в конкурсе. И ты пытался избавить меня от проклятия. Я тебе благодарна, Джеймс, правда.

Надо же, мы перешли на “ты”. Джеймс печально усмехнулся и вынул пачку купюр из кармана.

– Планировал сегодня отпраздновать, – признался он, возвращая деньги в сейф. – Но теперь у нас настроение как раз для поминок.

– Ты был действующим некромантом? – спросила я.

– Был. Работал в клинике с тяжелыми случаями. Зелья могут вернуть свежеумерших, скажем так. А я возвращал тех, с кем зелья не справлялись. И решил, что и с Эвой у меня все получится.

Он помолчал. Снаружи разливались возмущенные голоса горожан, но пока никто не переходил от слов к делу. Вот и хорошо.

– Потом я полностью сменил деятельность. Ушел в зельевары, добился уважения в этом ремесле. Решил, что прошлое осталось в прошлом. Но нет.

Из столовой выглянул Персиваль и сказал:

– Предлагаю продолжить беседу за обедом. Праздник или поминки, а есть надо.

С этим трудно было не согласиться.

Судя по довольному лицу голема, он все приготовил сам. И пирог с мясом и луком, и свекольный суп, и жаркое с картофелем – все было сытное, простое и пахло так, что все неприятности немного отступали. Не исчезали с концами, но делали шаг назад.

– Ты умеешь готовить? – спросил Джеймс. – Удивительно.

– Умею, – с достоинством ответил Персиваль. – Некоторое время мной владела хозяйка таверны, так что еда для путешественников была на моих плечах. Приятного аппетита!

Некоторое время мы ели молча. Потом голем спросил:

– Что планируете делать?

– Пока не решил, – мрачно ответил Джеймс. – Что бы ты посоветовал? Уехать отсюда?

Голем многозначительно улыбнулся.

– Ни в коем случае. Бегство убедит всех в том, что вы мошенник и негодяй. Пытались обмануть государя, у вас ничего не получилось, и вы бросились в бега. И еще девушку с собой прихватили. Как знать, может, она ваша жертва, и именно вы создали проклятие? И убили ее жениха, чтобы она была полностью в вашей власти?

Мы переглянулись. Персиваль был прав: ведь именно так и будут говорить сплетники, если мы покинем столицу. Тогда о добром имени и спокойной работе придется забыть навсегда.

– А пока у вас есть знания, опыт и репутация, – продолжал голем. – Клиенты, которые заказывали у вас зелья, никуда не денутся. Вы приучили их к качеству. В конце концов, вы победили в конкурсе! И все видели