Легенда - Карина Халле

Крейн похож на бога. Возможно, падший, но все равно гребаный бог. У него худощавое, длинное, но фактурное тело. Кожа бледная, как луна, гладкая, как шелк. Дорожка черных волос, идущая от живота к стоящему члену, который болтается между его мускулистых ног.

Желание пронизывает меня насквозь, заполняет каждую щель и впадинку, пока я не перестаю ясно видеть и здраво мыслить.

Затем Крейн толкает меня, и я оказываюсь на спине, на кровати, и он наваливается на меня, его жар поглощает, и хотя сейчас полдень и серый свет проникает в окно, кажется, что весь мир становится черным и остается только Крейн, как будто он стоит в конце туннеля.

— Можно я стану твоим спасителем? — бормочет он, проводя кончиком своего носа по моему.

Я могу только сглотнуть в ответ, надеясь, что мои глаза скажут остальное.

Но он не единственный, кто нуждается в спасении.

Надеюсь, он это понимает.

Он целует, горячо, глубоко, неистово, у меня перехватывает дыхание. Я протягиваю руку и провожу пальцами по его ключицам, плечам, затем вниз, по твердой поверхности груди и точеным изгибам живота. Я пытаюсь запомнить ощущения, на случай, если это больше не повторится. На случай, если скоро, чертовски скоро, настанет день, когда всадник возьмет верх и я не вернусь.

Этот день настанет, не так ли?

Скоро?

Сколько у меня времени?

— У тебя есть масло? — хрипло спрашивает Крейн, кусая меня за шею и возвращая к реальности. Его зубы причиняют боль, но затем он успокаивает, проводя языком. Теперь я дрожу от желания, твердый, как камень, вся моя кровь прилила к члену, оставляя во мне ощущение пустоты.

— Нет, — разочарованно выдыхаю я, проводя руками по его худым бедрам к толстому члену. В моих руках он ощущается как раскаленное железо, жилистый и твердый, и весь для меня. Я провожу большим пальцем по вздувшейся головке, скользя вдоль щели и размазывая бусинки возбуждения по всей длине. Крейн издает низкий стон, от которого сотрясается кровать, и я становлюсь еще тверже.

— Прикасаешься ко мне без разрешения? — говорит Крейн, хотя дрожь в голосе выдает его непринужденный тон. — Ладно, я разрешаю.

Затем он прижимается ко мне всем телом, от его веса перехватывает дыхание, а затем он отстраняется, я плюю ему в ладонь. Он опускает руку к своему члену, при этом его стояк трется о мой, отчего я прижимаюсь к нему бедрами в отчаянной потребности.

— Открой рот, милый, — говорит он, и я повинуюсь, когда он наклоняет голову и облизывает мои губы, пробуя их на вкус, смакуя, потом прижимается бедрами к моим, потираясь своим членом.

— Черт, — кричу я, закатывая глаза и выгибая спину навстречу ему. Нашего возбуждения и его слюны хватает, чтобы смягчить движения, и боль меня отпускает, я теряюсь в ощущении этого мужчины, который берет от меня то, что хочет, но с заботой.

Может, он и не в состоянии спасти меня, но, по крайней мере, в этот момент он весь мой, а я весь его.

— Боже, ты такой красивый, когда лежишь подо мной, — говорит он хриплым, сдавленным от похоти голосом, от которого у меня кровь стынет в жилах еще сильнее. — Хочу, чтобы ты остался со мной на всю жизнь.

Я ненавижу, что мое сердце бьется сильнее от этих слов, как будто я впервые за несколько лет увидел солнце.

Боль перерастает в удовольствие, когда Крейн начинает двигать бедрами, наши животы напрягаются, мы потеем все сильнее с каждой секундой. Ощущение его тела ни с чем не сравнимо, я тянусь вверх, ногтями оставляю на его лопатках углубления в форме полумесяца, его локти упираются по обе стороны от моих плеч.

Пот начинает капать с него мне на грудь, скапливаясь на животе, кровать скрипит, наше прерывистое дыхание и стоны наполняют пространство маленькой комнаты.

— Сэр, — говорю я, задыхаясь, вспоминая прошлый год.

— М-м-м? — дыхание поверхностное и напряженное, он прижимается влажным от пота лбом к моему.

— Можно мне с тобой? — шепчу я.

«Я хочу кончить», — хочу сказать. Мышцы моих бедер напрягаются, когда я пытаюсь сдержать оргазм. Но это слишком хорошо, слишком приятно.

Вот так, быть с ним.

Слишком прекрасно.

Он отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза, его зрачки черные и безумные, самообладание на пределе.

— Да, — шепчет он в ответ.

Он сильно прижимается ко мне бедрами, безудержными толчками, от которых моя спина выгибается дугой, рот раскрывается в хриплом крике, я кончаю. Оргазм — сильный, ядовитый монстр, который вонзает когти в мое тело после долгой му́ки. Член дергается вместе с бьющимися в конвульсиях конечностями, густые струи спермы выплескиваются между нашими животами.

— О, господи, — бормочет Крейн, тяжело дыша, и я знаю его, знаю его тело, знаю, что он не может сдержаться. Теперь он двигается быстрее и жестче, его член смазывается моим горячим семенем, а затем он отклоняет шею назад и кончает, распространяя внутри меня тепло и липкость.

Затем замирает, и его голова утыкается в изгиб моей шеи, и когда он наваливается на меня всем своим весом, я обхватываю его руками за спину и прижимаю к себе. Хочу спросить, что случилось, что произошло сегодня, но не хочу его торопить. Сначала ему нужно выплеснуть эмоции.

Мы просто остаемся лежать, тяжело дыша, наши сердца почти сталкиваются, бешено бьются о грудные клетки. Где-то в глубине души я знаю, что Гессенец все еще там, ждет наступления ночи. Но в данный момент это всего лишь я.

И на этот раз я просто наслаждаюсь.

Никакого стыда.

Никакой ненависти.

Наконец Крейн отстраняется и, протянув руку, убирает волосы с моего лба своими длинными, изящными пальцами, а я уже и забыл, как сильно скучал по такому. По тому, что происходит потом. В этот раз наш секс не был грубым, но, несмотря на это, тишина необходима.

— Я хочу тебя для себя, Бром, — мягко говорит Крейн, его взгляд скользит по моим губам, носу и бровям. — И Кэт тоже, но не очень хочу, чтобы вы были