Саша Суздаль - Перстень Харома

Погрузив в неё свои симпоты, Мо застрял надолго, так что всякий, кто мог находиться поблизости, увидел бы рыжего, кудрявого парня, неподвижно зависшего над домом. Всякий, выпасая недалеко от дома коров, и именуемый Леметрией дядей Ко, тоже завис, от удивления открыв рот, поскольку летающих на мэтлоступэ женщин видел, а вот мужчин, подвешенных к небу, не приходилось.

Мо потихоньку осел вниз, подталкиваемый ветерком, так что оказался возле двери, которую он толкнул, и она растворилась. Комната представляла собой и кухню, и прихожую, и столовую. За столом у окна сидела смуглая, кудрявая женщина, а её большие чёрные глаза неподвижно смотрела на появившегося в дверях Мо. Длинные волосы женщины волнами падали на плечи, на которые, несмотря на жару, она накинула платок. «Слепая», — подумал Мо и решил, что её излечит.

— Кушать будешь? — спросила она. На столе стояли две тарелки: одна возле неё, а вторая с другой стороны стола, как будто специально для Мо. Женщина, не ожидая ответа, взяла поварёшку и, не глядя, зачерпнула с горшка в тарелку Мо дымящуюся похлёбку. Он запоздало кивнул, откровенно рассматривая женщину, забыв про свои симпоты. Она наполнила свою тарелку, и они стали кушать. Мо с каждой ложкой поглядывал на Манароис, а она смотрела сквозь него.

Женщина собрала пустые тарелки и поставила перед Мо глиняную кружку с компотом из диких груш. Они сидели продолжительно время, смакуя глотками компот, и безмолвно слушая друг друга. Когда компот выпили, а за окном уже начало темнеть, женщина вышла в соседнюю комнату, которая называлась спальней и разобрала постель. Застыв на пороге, она остановила невидящий взгляд на Мо и сообщила ему, как само собой разумеющееся:

— Ты будешь спать со мной.

Когда он подошёл к ней, она уже сбросила платье и стояла перед ним, совсем голая. Вскинув на него руки, она обхватила его шею и потянулась к нему губами. Все симпоты Мо вонзились в её тело, сохраняя в глифомах мельчайшее движение её чувств, каждый импульс встрепенувшегося тела, наслаждаясь и отдавая ей ответное желание и ощущение.

«Меня зовут Манароис», — прошептала она, а он, прочитав имя раньше, чем она сказала, записал его тысячу раз в своих глифомах, не веря, что с ним такое случилось. Возможно, имя, записанное многократно, случайно стерло предыдущее имя – Маргина, так как о ней Мо не вспомнил ни разу на протяжении всей ночи.

Когда первые лучи заглянули в окно спальни, Мо поднялся, а Манароис, потянувшись за ним, шёпотом спросила: «Ты возвратишься?» — на что он ответил: «Да», — и поцеловал. Неожиданно для себя Манароис обнаружила, что она видит и столь резкая перемена в её состоянии, так её поразила, что она закрыла глаза и осталась в постели, чтобы привыкнуть.

«Это сделал ты?» — спросила она в уме, и он мысленно подтвердил: «Да».

Она не вышла провожать, а, свернувшись калачиком в постели, заснула, чтобы набраться сил и жить в мире, где она всё видит, а Мо от дверей сиганул в небо. Его преследовала необычная для него эйфория, и он мог думать только о женщине, покинутой им. Женщине, живущей, в отличие от других, больше тысячи лет и никогда не увядающей. Словно время для неё остановилось, а рядом, как мимолётные искорки, пролетали чужие жизни.

Занятый своими мыслями, Мо чуть не пропустил Боро и, поэтому, приземлился за городом, решив зайти в Боро котом, чтобы незаметно всё разузнать и не травмировать ненужным сообщением. Но так как кот из него получился громадный, ни о какой незаметности не могло быть и речи. Всякое домашнее животное знало огромного рыжего кота, что уже говорить о жителях. Шагая по улице, Мо едва успевал отвечать на приветствия, не понимая, почему раскрыта его конспирация.

Если бы здесь оказалась Маргина, то она бы сказала: «Мо, ты тупой», — а поскольку её здесь не имелось, то Мо продолжал обманывать себя. Встретившийся ему Парк, брат Леметрии, радостно его приветствовал и спросил:

— Ты куда?

На неясный ответ Мо, типа «мимоходом», Парк деловито сообщил:

— Тебя Фогги ждет. Пойдём, проведу.

Порывшись симпотами в голове Парка, Мо узнал, что ждут, вообще, не его, а Маргину, но решил, что лучше пойти и поковыряться в голове Фогги. Вообще-то, поковыряться в голове Фогги он мог и на расстоянии, отправив симпоты вперёд, но уже перенял дурную привычку Маргины – услышать слова и сравнить их с тем, что твориться в голове.

В это время Фогги спорил с Эстатой, неизменной помощницей Главного Марга, о новых землях вдоль реки Леи, в её низовьях, на которых Фогги собирался поставить небольшие постоянные посты, а Эстата советовала не тратить напрасно силы и средства. Столь горячие прения прервала голова Мо, которая воткнулась в дверь с вопросом:

— Я не помешал?

Фогги, никогда не действовавший напрямую с такой сущностью, как Мо, подробно рассказал ему о ситуации, удивив большого кота тем, что у него сказанное не расходилось с мыслями в голове. Мо даже стал уважать Фогги и сообщил, что он знал: Байли жива, Марэлай тоже, а вот Дуклэона, который интересовал Фогги, он сразу не видел, пока не считал в голове Главного Марга его симптоматику.

Мо тут же сообщил Фогги, что Дуклэон тоже жив. Узнав местонахождение потерянных, Фогги сразу воспрянул духом, предлагая отправить к ним экспедицию.

На вопрос Фогги, куда девался Хенк, Мо не мог ему ответить, так как его симпоты Хенка не видели, и для него его исчезновение оставалось загадкой. Мо нарисовал Фогги подробную карту, по которой тот мог отправиться в путь, и, сообщив ему, что он догонит его в пути, улетел к Манароис, предвкушая любовные наслаждения, которые его ждут.

Они порядком устали, и виднеющаяся по левому борту высокая оконечность Земли Харома подгоняла их, вызывая у них желание скорее туда добраться. Перчик, как обычно, сидел на вёслах, а Витер старался ему помочь, подгребая то справа, то слева коротким веслом на корме. За время поездки они крепко сдружились, даже можно сказать, прикипели друг к другу, понимая с полуслова.

Один раз их долго преследовала акула, редкая в этих местах, не способная добыть решек под куполами и посчитавшая добычу в лодке более лёгкой. Она отстала на второй день, получив веслом по носу, но ещё долго и Витер и Перчик всматривались в волны, опасаясь настырного хищника. Кончик мыса поднимался высокой горой, на вершине которой громоздились скалы, украшенные статуей человека, удерживающего на цепи крылатого зверя. Слева тянулась заросшая лесом долина, которая дальше переходила в каскад гор.

Перчик решил, что лучше не заходить далеко, а заправившись водой и собрав лесные дары, которые они смогут найти, отправится дальше к неизвестной земле, надеясь на то, что она может оказаться Страной Маргов Фрей. Витера он собирался забрать собой, считая, что ему нечего делать одному, а пора, наконец, приобрести нормальную семью. Под нормальной семьёй Перчик подразумевал свою, полагая, что Леметрия будет не против, а если нет, то он вырастит Витера сам.