Северный ветер - Александрия Уорвик

– Мне жаль, – шепчу я. О преграду бьются кулаки, в местах сотен ударов вспыхивает свет. – Мне так жаль.

Сзади шуршит снег. Король стужи, спешившись, стоит у меня за спиной, его мертвые глаза устремлены на несчастный народ. Не вижу знакомых лиц из Эджвуда. Эти люди, наверное, прибыли из отдаленных поселений, первое из которых находится в восьмидесяти километрах к востоку. Но королю все равно. Их жизни его не волнуют.

– Ты должен им помочь.

Два шага – и я перед ним. Стискиваю края его плаща в пальцах.

Король удивленно моргает.

– Этого ты от меня хочешь? Чтобы я предложил себя тем, кто жаждет мести?

Из глотки, царапая ее, вырывается хриплый смех.

– Ты не умрешь. Сам сказал. А если бы ты им помог, то и причины тебя убивать бы не стало!

На мгновение мне даже кажется, что он и правда вот-вот об этом задумается.

– Нет.

– Пожалуйста. – Снег вымачивает мне штаны, холодит кожу. – Они голодны и замерзли. Ты же можешь что-то сделать.

У короля дергается верхняя губа, всего лишь раз, будто в нервном тике.

– Что ты от меня хочешь? Я не управляю темняками. Они бродят, где пожелают.

– Но они же как-то выскальзывают через Темь.

– Да, и отдавая Теми свою кровь, ты укрепляешь завесу, закрываешь дыры, что образовались со временем.

Беззвучно открываю и закрываю рот.

– Что?

Схватив меня за предплечье, король рывком притягивает меня ближе. В другой руке он держит нож.

Сердце, запнувшись, ухает прямиком в пятки.

– Думала, ты говорил, что не приносишь своих жен в жертву.

– Не приношу.

Удивительно – в голосе Короля стужи звучит откровенное разочарование. И это дает ему капельку преимущества, но не того, которого я ожидаю. Он подтаскивает меня ближе к Теми, несмотря на то что я бьюсь в его хватке. Крики достигают пика и затихают, и я не понимаю, вторит ли мой голос толпе. Люди наваливаются волной костлявых рук и обвисшей кожи. У меня кружится голова. Вздохи слабеют. Сколько крови понадобится? Капля? Ведро? Грань между жизнью и смертью так тонка.

– Сними перчатку, – приказывает король.

Темная материя расходится рябью. Вздымается, сворачивается, гибкая, теплая… живая. Каждая моя клеточка содрогается от этого зрелища, от ощущения, будто по взмокшей спине проходится ледяной палец. Она меня поглотит. Вылакает кровь, высосет мозг из костей, затянет каждый кусочек моей живой плоти в свое извращенное воплощение.

Элора. Думай об Элоре, о ее будущем, о ее счастье.

Король стужи останавливается на расстоянии вытянутой руки от завесы. Поскольку я не шелохнулась выполнять приказ, он сам снимает с меня перчатку, подставляя вспотевшую ладонь обжигающе холодному воздуху. Острие ножа вжимается, но не пробивает кожу. Прежде чем полоснуть, король смотрит на толпу больных, горемычных крестьян по ту сторону Теми.

Быстрее, чем он успевает понять, выворачиваюсь прямо у него перед носом, выхватываю нож и вскидываю так, что клинок легонько касается основания его шеи.

У короля отвисает челюсть. Я сдерживаю мрачную улыбку. Не он первый, кто меня недооценивает.

– Как смело. И как глупо. – Король смотрит на меня без страха – и не без любопытства. – Что, убьешь меня?

Голос его смягчается, тянет слова, обвиваясь вокруг меня пленительными нитями.

Я могла бы. Кинжал – его. Созданный рукой бога.

Пусть я подозреваю, к чему именно приведет его смерть – рухнет Темь, настанет конец зиме и так далее, – я не знаю наверняка, что произойдет. Что, если он умрет, а Темь останется? Или разрушится, но темняки выживут и станут свободно бродить по Серости? Пока я не буду уверена в последствиях, уверена, что сумею беспрепятственно покинуть Мертвые земли, король нужен мне живым.

Медленно, словно понимая, что я держу не оружие, созданное смертными, Король стужи поднимает руку. Миновав кинжал, дотрагивается кончиками пальцев до моего подбородка, обводит ими линию моего лица вверх. От неожиданного прикосновения моя хватка на рукояти слабеет.

Король движется так быстро, что я не успеваю уследить. Схватив меня за запястье, он рассекает середину моей ладони. Шиплю от боли – кожа лопается, выступает кровь. Гомон толпы за Темью тонет в ревущем у меня в ушах свисте.

– Для существования Теми нужна кровь смертных, – поясняет король, будто не к его горлу несколько мгновений назад был приставлен кинжал. – Подойдет любой смертный, но кровь того, кто связан союзом с королем, гораздо более могущественна. Добровольный дар всегда сильней того, что отдано нехотя.

Вот почему он, должно быть, перестал приносить женщин в жертву.

– Но я здесь не добровольно.

В ладони собирается алая лужица. Не-а, вот уж точно не добровольно.

– Выбирай. Твоя кровь, – король кивает в сторону тех, кто никак не прорвется за Темь, – или их.

Ярость и беспомощность сплетаются в удушающую смесь. Какой же тут выбор? Лишь яд, который я должна проглотить и порадоваться: спасти людей ценой разрушения собственной жизни. И все же эту цену я заплатила, поменявшись местами с Элорой. Что сделано, то сделано, верно? Но впервые с тех пор, как я оказалась в Мертвых землях, я задаюсь вопросом: не была ли цена слишком высока?

– Моя, – выплевываю.

Скоро это будет не важно. Я освобожусь от него. Все мы наконец будем свободны.

Король углубляет порез. Кровь течет, горячая и густая, щекочет струйками запястье. Не разжимая тиски пальцев, король сует мою руку прямиком в завесу.

Тьма вспыхивает. По материи в обе стороны от меня тянутся красные полосы, постепенно поглощая черноту все дальше и дальше по всей ее длине. К запястью и пальцам что-то присасывается. Влажный, голодный рот. Руку пронзает тупой болью. Крик прорывается сквозь стиснутые зубы. Не могу высвободиться. Чем больше крови Темь вытягивает из моих вен, тем более непрозрачной она становится. И я спрашиваю себя: почему же? Почему королю нужна моя кровь, чтобы усилить Темь, его создание?

Если только его собственная власть не ослабевает.

Алая краска выжигает все частички тьмы до единой. А затем гаснет, и Темь становится целым и непрерывным полотном, что возвышается надо мной. Выплевывает мою руку. Порез уже затянулся.

– Пойдем, жена, – король убирает кинжал в ножны на поясе. – Время уходить.

Завеса, прежде тонкая, как ткань, теперь настолько плотная, что я не вижу за ней крестьян.

Что я наделала?

Врезаюсь в материю плечом, темнота отпрядывает, рассеивается. Крошечный просвет – испуганный взгляд, тянущиеся руки, – а потом темнота сгущается, закрывая собой ту сторону.

Что, если бы я отказалась укрепить Темь? Если бы продержалась немного дольше, сумели бы крестьяне пересечь ослабленную завесу? Пошатнулось бы влияние Короля стужи на Серость?

Теперь я этого не узнаю.

Король стужи тащит меня к скакуну, тот бьет копытом грязный снег и нетерпеливо встряхивает головой.

– Нельзя их оставить.

Пытаюсь вырваться, но пальцы короля сильнее сжимаются на моем плече.

– Успокойся, жена.

Я не уйду по-тихому. Я вообще не уйду.

– Подумай о детях! – кричу я,