В самом Сердце Стужи. Том III - Александр Якубович

class="p1">Потому что я не была уверена в том, насколько крепко мое положение, но события того вечера все расставили по своим местам. Барон Виктор Гросс был не просто заинтересован в своей молодой жене, как в писаре и компаньоне для бесед, я увидела, что этот мужчина в меня влюблен.

А еще я поняла, что вполне готова ответить взаимностью на чувства этого удивительного мужчины, ведь признание со стороны Виктора сейчас значило для меня невероятно много. Не только и не столько потому, что я хотела сохранить свое положение и свой текущий статус, а потому, что мне было важно отношение Виктора. Это был удивительный путь, на который я ступила впервые за десять жизней, и хотя я не знала, куда меня приведет эта дорога, я планировала пройти его до конца. Так что я точно не позволю неграмотным крестьянам или того хуже, крепостным, срамить имя моего мужа.

И, на их несчастье, мой чрезвычайно гуманный супруг сейчас в городе отсутствовал.

— У тебя есть два часа разыскать и притащить в главный зал самых говорливых, — продолжила я, глядя на Арчи.

— Миледи, барон забрал почти всех людей из города, нас осталось четыре человека, двое собирают пошлины, двое сторожат ворота. И я вместе с вами, — ответил Арчибальд. — Мы не можем вломиться в общину и просто притащить к вам старейшин.

— Так это трепались старшие? — уточнила я.

Арчибальд медленно кивнул.

В словах мужчины был резон. С момента нашей с Виктором свадьбы прошло чуть больше трех месяцев, и пусть за это время барон многое успел сделать для города и еще больше запланировать — люди еще не до конца смирились с его властью. Точнее, это мастеровые и купцы привыкли к массивной фигуре моего мужа. Общинники же, которые жили в паре сёл близ города, на востоке от Херцкальта, поближе познакомиться с Виктором Гроссом еще не успели. Так, пришли зимой на казнь Легера, где видели барона на помосте, да старейшины сидели за столами на нашей свадьбе. Вот и все общение лорда и жителей надела.

— Позови Хильду, — приказала я. — А сам сходи, проверь, что на южных воротах. Если нет купцов, пусть бойцы облачаются в кольчуги и берут оружие. Эти разговоры нужно прекратить немедленно, даже если в городе осталось всего пять дружинников.

— Да, миледи, — Арчибальд коротко поклонился и быстро вышел из кабинета, выполнять мои указания.

Оставшись в одиночестве, я судорожно решала, как мне поступить. Виктор слишком мягок, точнее, он не понимает, насколько дремучи могут быть люди. Определенно, мой муж происходил из старой или высшей аристократии — не понимать, как устроена община, будучи при этом самому по происхождению крестьянином просто невозможно — но при этом он не впитал всю ту грязь и гниль, которой пропитан высший свет.

Мой супруг был отчаянным романтиком, рукой, которая готова давать. Тогда же мне придется стать рукой, которая берет, так я смогу помочь Виктору Гроссу.

Когда в кабинет вошла перепуганная Хильда — девушка вообще почему-то избегала меня со дня отъезда Виктора, но я списала это на то, что Ларс уехал и она просто расстроена — мой план уже был готов.

— У твоего отца есть подручные? — прямо спросила я. — Которые помогают по хозяйству и с караванами в ближайшие города?

— Есть десяток работников и охранников для постоянных маршрутов, миледи Гросс, — кивнула девушка, не поднимая глаз и теребя подол платья.

— Тогда отправляйся в отчий дом и скажи, что у семьи Морделов есть шанс подсобить барону Гроссу, — с улыбкой ответила я. — Нужно три-четыре крепких мужика в подмогу дружинникам, сходить в село и привести пару людей. Передашь отцу мой наказ сама, пусть люди придут к главным воротам.

— Поняла, миледи, — Хильда еще раз присела в поклоне, не отрывая взгляда от пола. — Разрешите идти, миледи.

Какие манеры. Стоило Ларсу уехать, и она стала кроткой овечкой? А ведь еще на той неделе она имела грубость отвлекать меня и вклиниваться со своими замечаниями.

— Беги, — кивнула я, отпуская купеческую дочь.

Надеюсь, с Ларсом все сложится, потому что сейчас я взяла у Морделов взаймы, и опытный купец точно это поймет. Но вопрос не терпел отлагательств.

Моя кровь буквально бурлила. После того, как я почувствовала мощные плечи Виктора под своими ладонями, после того, как прильнула к его широкой груди и ощутила страсть, которую питает ко мне этот мужчина, я уже не могла остановиться. В последний раз столь сильные чувства обуревали меня в момент, когда я наблюдала за тем, как заплаканная и умоляющая меня одуматься Франческа трясущимися руками подносила к губам кубок с особо приправленным вином. А я в это время крепко держала заряженный арбалет, направленный ей прямо в грудь.

Но то было пламя гнева, пламя желания уничтожить тех, кто мучил меня столько лет. Сейчас же в моей груди полыхала не черная злоба, а яркий и чистый огонь. Даже не любовь, скорее, вера в то, что я тоже могу испытывать счастье. Старое, забытое чувство, которое я похоронила еще на закате своей второй жизни, полной глупых и опрометчивых поступков. Чувство, которое я навсегда, как мне думалось, потеряла право испытывать после выживания в грязи борделя.

Но счастье невозможно в глухой нищете, счастье бессильно перед невзгодами этого мира. И если я хочу, чтобы это пламя в моей груди больше не угасло, мне придется за него бороться. В том числе, делая то, что должно — даже если мой муж не придает подобным вещам никакого значения.

Я знала, что Виктор бы пропустил эти слова Арчибальда мимо ушей. Как он это всегда делал, с чуть лукавой, почти грустной улыбкой, просто бы отмахнулся от сплетен и глубокомысленно изрек «время покажет». Я понимала эту его стойкость — он был столь уверен в своей правоте, что даже не тратил сил на споры. Предпочитал не рассказывать о важности собственных замыслов, а показывать на практике, делать быль явью. В этом была суть его подхода.

Но только не в этот раз. Потому что сейчас цепь лорда Херцкальта лежала на моих плечах, и я была не столь великодушна, как мой муж. Потому что я намного лучше знала, насколько жестока и разрушительна может быть кривая молва.

Арчибальд и подручные купца Мордела справились даже быстрее, чем я предполагала. Вероятно, они взяли лошадей из тех, что остались на барской конюшне,