Мама для подкидышей, или Ненужная истинная дракона - Анна Солейн

карету под умоляющее «Ну еще немного!». Кажется, это общемировое. И только усевшись на козлы, я сообразила, что же никак не давало мне покоя.

У Элис — ямочка на подбородке. А у детей ее нет.

Вероятность того, что она в самом деле их мама, — примерно нулевая.

Откуда тогда они взялись? Почему называют Элис мамой?

— А мы скоро будем дома? — оживилась Эми.

— Примерно через час, — ответила я, выныривая из задумчивости. Элис отдала за этих малышей жизнь. Призвала меня, чтобы я вытащила их из лап мадам Розы. А они даже не ее дети. Как же тебя так угораздило, Элис? Но та молчала, в голове не было ни звука.

Что ж. Я сжала поводья и подтолкнула кнутом Заразу. Уже темнело, и я изо всех сил надеялась, что мы успеем вернуться домой до того, как солнце сядет. И…

И что нам вообще есть, куда возвращаться. Но до Верхних Петушков мы не доехали. Все-таки я та еще… попаданка-неудачница! Хотя тут как посмотреть…

Глава 10

Дорога в сумерках была… страшноватой. Сразу в голову лезли сказки о лесных разбойниках и о нечисти. В этом мире вообще есть нечисть? Разбойники точно есть, какой мир без разбойников. В девяностые я научилась неплохо стрелять (жизнь заставила), но сейчас пистолета у меня не было, а голыми руками в теле Элис я вряд ли могла бы от кого-то отбиться.

На постоялом дворе мне сказали, что до Верхних Петушков ехать около часа — но, по-моему, мы уже в дороге намного дольше. Так, не нервничать! Отставить панику! Если что — у меня Зараза кусается. Хуже пистолета.

Но, слава богу, раньше, чем успело стемнеть, из кареты раздался радостный голос Хью:

— Смотри, это же наша сосна!

— А березу срубили… — растерялась Эми. — Смотри, наши ленточки!

Страх тут же отпустил. Отлично, значит, деревня уже близко. Я радостно подтолкнула кнутом Заразу, которая недовольно заржала и… замедлилась. Вот же… Зараза!

Мне показалось, что я уже вижу впереди очертания домов, когда вдруг возле дороги раздался хруст веток, хриплый вскрик и отборнейшая ругань, в которой поминались свободные нравы светлой богини и ее многочисленные любовники. Однако!

Голос был старушечий и хриплый. Он вскоре затих, сменившись стоном, а потом и вовсе повисла тишина.

Несколько секунд я прислушивалась, а затем натянула поводья.

— Стой. Стой-стой! — скомандовала я Заразе.

— Это Бабка-Матершинница! — прошептала Эми, высунувшись из окна кареты. — Теперь она нас заколдует, и мы будем ругаться, пока не умрем!

— Мам, поехали! — поддержал Хью.

Я уже почти решилась стегнуть Заразу, но в последний момент рука замерла.

Еще один стон — и снова ругань. На этот раз «Бабка-Матершинница» желала пресветлой богине множество разнообразных эротических приключений.

— Мам, — спросил Хью, — а что значит «выеба»…

— Не слушайте, это плохое слово, — пришла в себя я.

Несколько секунд я колебалась, но потом поняла, что на самом деле давно приняла решение. Если я сейчас проеду мимо — как потом буду спать? В Бабку-Матершинницу я верила так же, как в Пиковую даму. А вот то, что реальная старушка попала в беду, уже намного вероятнее.

— Оставайтесь в карете.

— Мам!

— Мам, ты куда!

— Спрячьтесь! Карета — волшебная, туда ни одна Бабка-Матершинница туда не проникнет, пока вы не высовываетесь. Но только пока не высовываетесь!

— Ой!

Обе детские мордашки тут же нырнули внутрь, и я еще раз спросила, в какую очередную ерунду собираюсь вляпаться. А вдруг это ловушка? Я сейчас спущусь — а там разбойники. Даже в нашем мире так легко могли ограбить машину: стоит себе на обочине пустой дороги беременная девушка или бабулька, несчастная вся такая… А потом, стоит остановиться, из кустов выныривает дружина — и можно прощаться с кошельком, магнитолой, а то и машиной целиком.

Еще не поздно сесть в карету и уехать подальше.

— Да что вас всех перекосоежило! Ироды! Нелюди! Проклинаю вас всех до пятого колена! Вы у меня кровью харкать будете! Харкать и ср…

Голос оборвался кашлем — старухе никто не ответил, видимо, ругалась она не на кого-то конкретного, просто на всех сразу, как это бывает со стариками. Мне ли не знать.

И… или я чего-то не понимаю, или, если эта ловушка, то — не то чтобы такая ругань поспособствует желанию путника спасти того, кто угодил в беду.

Решительно выдохнув, я шагнула вперед, к лесу.

— Ау! — позвала я. — Где вы? Как вам помочь?

Ответила мне настороженная тишина, а потом резкое:

— Да провались ты! Не нужна мне твоя помощь!

Что ж.

Опустив взгляд и прищурившись, я осторожно ступила на покрытый ветками мох. Туфли Элис тут же утонули в нем и промокли. Фонарик бы сюда! Я попыталась зажечь на ладони огонь, как видела в фильмах, но у меня, конечно же, ничего не вышло. А у попаданок из тех, про кого я читала в книгах, получилось бы!

— Где вы? — подала голос я.

— Да что ты прицепилась? Убирайся! Я тут помру, сил моих больше нет!

Медленно двигаясь между деревьев на хриплый и злобный голос, я наконец вышла к тропинке и увидела в сумерках ту самую «Бабку-Матершинницу».

Что ж, это в самом деле была бабка, судя по островку седых волос, белеющему в лесных сумерках. Она лежала на спине на чем-то… Подойдя на несколько шагов, я увидела, что это вязанка хвороста. Картинка сложилась. Видимо, эта старушка пошла к лес одна, упала — а подняться не смогла. Сердце сжалось от сочувствия. Я, пожалуй, понимала ее, как никто: слишком много времени провела, будучи прикованной к кровати.

— Ушиблись? — спросила я, присев. — Где болит? Давайте попробуем подняться.

Я ухватилась за локоть, затянутый шершавой старой тканью, похожей на мешковину.

— Не трожь меня! — с неожиданной силой старушка меня оттолкнула и повернула лицо ко мне. В сумерках я не могла разобрать выражения, но голос был исключительно злобным. — Ишь, нашлась тут! Иди — куда шла, а я… Стоп. Элис! Ты что ли?

Она знает Элис?

— Да. А вы…

— А подкидыши твои где? В городе что ль оставила? Что ж ты вернулась-то сюда? А? А ну-ка, помоги встать! Дай обопрусь на тебя. — Привстав, старушка вскрикнула — видимо что-то с ногой. — Ну? Что молчишь?