Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома - Константин Фрес

и облегченно выдыхаю, когда понимаю, что живот мальчишки закрыт.

— Хорошо. Кетгут можно убрать. Берем шелк. Руки из пациента уберите! В этом больше нет нужды.

Кристиан вынимает пальцы, растягивавшие прежде рану. Краем глаза замечаю, как Рози дает ему бинты, и он неспешно ими оттирается.

Никакой брезгливости в жестах.

Никакой спешки.

По-деловому и спокойно.

Ай, какой молодец Кристиан! Еще очко в копилку твоей неотразимости. Хотя неотразимее больше некуда!

Шелковые нити у докторишки черные. Не отбеленные хлором.

— Прочные, ну, надо же…

Шить кожу намного легче.

Крови уже нет.

Рози по моему кивку то и дело промокала рану, и к концу операции та была почти суха.

— А из тебя будет толк! — привычно снисходительно хвалю я ребенка.

И только потом спохватываюсь.

Словно вываливаюсь из своей операционной и снова оказываюсь тут.

В кабинете трусливого врача, где-то на границе дичайшего темного средневековья.

И со мной только ребенок и случайный человек вместо операционной бригады.

А, еще мясник с киянкой. Анестезиолог, блин.

И становится страшно.

Господи, как мы умудрились справиться?!

— Из тебя точно будет толк, — повторяю я Рози и чуть улыбаюсь ей.

Шов на коже вышел даже симпатичным и ровным.

Мальчишку Кристиан начал приводить в сознание легкими шлепками по щекам. Тот застонал и захныкал, и Рози, моя крохотная и стойкая медицинская сестра, поднесла ему еще маковой водички.

— Пей, — серьезно велела она ему. — Уже все. Можешь даже поплакать.

— Невероятно! — выдохнул Кристиан, оборачиваясь ко мне. — Значит, Синеглазка?!

— Извините, — смущенно пробормотала я, отступая от стола с пациентом. — Вырвалось. Привычка, знаете ли.

— Привычка?! Вы часто оперируете?

На это мне ответить было нечего.

Как я ему объясню, где научилась этому?

— Вовсе нет, — соврала я. — Просто мечтала об этом… читала книги…

— Твердую руку вы тоже наработали в книгах?! Это великолепно, видит бог, великолепно!

— Не стоит ваших похвал.

— Не стоит?! Да я впервые в жизни вижу девушку, которая твердо знает, что делает, и притом делает успешно!

«Значит, тебе не везло до сих пор, Кристиан!» — с горкой усмешкой подумала я.

Меж тем пришел в себя наш «анестезиолог».

— Он жив?! — прошептал мясник, садясь на полу и тараща на нас в отчаянии глаза. — Жив?!

— Живее всех живых, — ответил Кристиан. — Ох, черт. Кажется, эта операция встанет вам в копеечку. Мы перевели все запасы спирта у доктора и извели его дорогие нитки. Он придет в ярость!

Отец вдруг затрясся и зарыдал, прикусив собственную руку.

— Ну, не стоит, — подбодрила я его, накладывая повязку на живот мальчишки. — Даже он не ревет. Смотрите, даже улыбаться пытается. Молодец! Три дня, и он будет как огурчик! Надеюсь…

На самом деле, существовала и возможность воспаления. Но я уповала на крепкий молодой организм и на спирт врача, которым я просто выжгла все, как напалмом.

— Поить его маковой водичкой утром и вечером, по четверти рюмки, — велела я папаше, утирающему сопли и слезы. — Три дня. Вместо еды бульон. Потом легкую пищу. Швы протирать спиртом, — я щедро вручила ему докторскую бутыль. — Через дней пять срезать бы их…

— Может, вы и срежете? — галантно предложил мне Кристиан, неспешно вытаскивая серебряный портсигар из кармана и изящно закуривая. — Это ваш пациент, и вам следует исполнить свой врачебный долг до конца!

Черт, вот же угораздило меня на него нарваться!

Кроме ослепительной внешности, у него и манеры были просто… потрясающие!

В его движениях сочеталась уверенность и грация свободного и сильного зверя.

— Я не могу, — тихо произнесла я, отступая от мальчишки. — У меня много дел… я просто не могу бегать по городу!

Я вдруг ощутила, как затекла у мен с непривычки шея. Как ломит грудь от прибывшего молока.

Господи! Кто я?! Куда полезла?!

Уж точно я не врач. Я — несчастная, опозоренная мать-одиночка.

Мне надо кормить моего ребенка и разгребать горы мусора в моем доме.

А не зашивать вспоротые животы деревенским мальчишкам!

Но отец мальчишки подскочил на ноги и закланялся, все еще заливаясь слезами и шмыгая носом.

— Так мы отблагодарим! — горячо уверил он меня. — Мы и привезем, и увезем! И заплатим, сколько прикажете!

— Боюсь, девушка поскромничает, — заметил Кристиан, внимательно меня рассматривая. Он прищурил свои невероятно синие глаза и выпустил струю душистого дума из губ. — Так что вам следует отблагодарить ее так, как вам велит ваша совесть.

Невероятный человек!

У меня руки начинали трястись, когда он вот так вот смотрел!

Я терялась, и остатки самообладания ускользали от меня. Хотелось спрятать лицо в ладонях и просто бежать от него прочь!

— Давайте ваша совесть сначала велит вам отвезти нас домой, а? — предложила вдруг Рози. — А то я устала. И ножка болит.

Но тут Кристиан тряхнул черными волосами.

— Нет, — мягко, но непреклонно ответил он. — Им еще везти домой сына. А вас отвезу я.

Глава 6. Нескромные предложения

— Ограбили! Ограбили!

Несчастный доктор, встрепанный, с огромной шишкой за ухом, на четвереньках выбрался из-за своего стола.

Глаза у него дико вращались в глазницах, и я уж было подумала, что анестезиолог перестарался. Последние мозги у доктора выбил.

— Они унесли!..

Ну точно, потерю оплакивает.

Наверное, эхо в черепе слышит. И это его расстраивает.

Кристиан, неторопливо закуривая вторую сигарету и небрежно стряхнув пепел от первой, слишком глубокой затяжки, холодно глянул на несчастного.

— Что у вас похитили, дорогой доктор, — безразличным тоном поинтересовался он.

— А?!

Доктор перестал ползти и поднял голову.

Вид у него был ну совершенно безумный.

— Они разорили мою коробку с инструментами! — взревел он. — Вы знаете, сколько это стоит?!

— Не дороже человеческой жизни, — так же холодно ответил Кристиан. Он брезгливо отодвинулся от ползающего кругами, как отравленный таракан, доктора. — Цела ваша коробка. Вот она. К тому же, вам оставили плату за истраченные материалы.

Алчный докторишка нащупал серебряный, брошенный ему Рози — и снова взревел.

— Но этого мало! — выл он. — Мало!.. Там инструменты, и мои нитки!..

— Мало? — так же холодно уточнил Кристиан, недобро сверкнув синими пронзительными глазами. — Проваляться полчаса в обмороке и получить серебряный — это мало?

Мать мальчишки всхлипывала в