Игры богов - Нина Линдт

по-прежнему подчинялось ему, но теперь искажалось, он мог творить какие-то странные пустоты и лабиринты во дворце, с передвижными блоками-этажами, меняющимися лестницами, переворачивающимися полами. Там он развлекался, когда становилось совсем тошно. Он мог ходить там по стенам и потолку, висеть в невесомости, разрушать и созидать в этом замкнутом пространстве.

Там он не чувствовал своего бессилия.

А снаружи…

Снаружи оказывалось, что отец черпал его силы, питался ими, возвращая себе человеческий облик. Вместе с этим менялся и облик принца. Светлые волосы темнели, синий цвет глаз угасал, чернел.

Люме понимал, что теряет себя под властью отца. Раньше он не ощущал силы его магии, не чувствовал, что отец питался им. Теперь же, после стольких лет жизни на свободе, начал понимать, что не только его внешность и магия принадлежат отцу — но и кое-что неосязаемое и невидимое: воля и душа.

На просьбы принца прекратить бомбежку бункера оборотней король ответил хриплым смехом. И приказал лорду Шершен привести ему лорда оборотней в кандалах. А бункер предать огню.

На требование Люме расправиться с Санти король лишь больше приблизил к себе инквизитора.

— Ты, как и они, всего лишь мой пес, будешь делать так, как я велю. Еще не настал тот день, Люме, когда ты примешь самостоятельное решение, и тем более ты не смеешь указывать мне, что делать. Ты слишком долго прятался от меня, но в итоге понял, что это бесполезно. И этим еще раз доказал свою слабость и никчемность.

Люме действительно ощущал свою никчемность. Он стремительно терял магию времени, терял силы, питая отца… Но на то, чтобы возмутиться и сопротивляться, у него не хватало желания жить. Без той, чьи зеленые глаза и восторженный взгляд он еще помнил, хотя многих уже забыл. Он понимал, что потерял ее навсегда. Навечно.

Навечно — страшное слово. Это огромная пропасть времени. Даже когда он перестанет дышать, Люме знал, что будет продолжать принадлежать времени. Время сожрет его тело муравьями-секундами, но душу его жестоко оставит пересчитывать бесконечность. И там, в бесконечности, тоже будет воспоминание о зеленых глазах девушки, чье имя он уже забыл.

Когда он не знал любви, Люме страдал без нее. Познав ее, он мучился ею. И угасал.

Вскоре ему стали безразличны все: маги, ведуны, боги. Он запирался в своем пространстве-лабиринте и ходил там один, как потерянная душа. Ведь он сам был никому не нужен. Люме ждал только одного — смерти. Она могла навсегда стереть стыд за дурные поступки и разочарование от любви. А до тех пор ему предстояло мучиться и страдать.

Да и была ли она, любовь? Не приснилось ли ему все это: жизнь на воле, друзья, джаз и… вкус губ той, что теперь казалась призраком? Иногда он вдруг вспоминал яркое ощущение счастья. А потом все снова угасало.

Иногда он думал: а что, если выйти из дворца? Что будет?

И однажды попытался, но не смог. Силы вдруг покинули его. Люме упал как подкошенный на ступенях прямо возле выхода. И тогда он понял, что совершил самоубийство, вернувшись к отцу. Изощренное, страшное, медленное самоубийство. Отец своей силой удерживал его и не давал выйти за порог дворца. Осознавал он опасность никогда не выбраться на волю в тот момент, когда шел во дворец, или нет, Люме тоже уже не помнил.

Принца отнесли обратно в его покои, где постепенно силы к нему вернулись, пока он спал тревожным, поверхностным сном. В том сне приходила зеленоглазая колдунья с белыми и черными волосами, юная, прекрасная. Она смотрела на него холодно и отрешенно, и Люме было больно.

Когда он смог подняться, то, шатаясь, держась за стены, он дошел до тронного зала, чтобы поговорить с отцом. Но, услышав рычание и звон цепей, остановился и осторожно заглянул через приоткрытые двери.

Его отец сидел на троне и выглядел помолодевшим. На руке у него красовался браслет: две драконьи морды с красными и синими глазами. Король сидел, подавшись вперед, жадно наблюдая, как палач избивает кнутом мужчину в цепях. Пленника держали десять силачей, вынуждая его стоять на коленях со склоненной головой. Спина мужчины уже превратилась в месиво, Люме стало дурно. Странно, раньше вид крови возбуждал его, но, глядя на горящие азартом глаза отца, принц вдруг понял: это был не он, а отец внутри него. И от этого тоже стало тошно. Сейчас отец не лезет в него своими щупальцами, даже странно, что он еще не пытался принудить Люме к жестокости. Видимо, силы были нужнее, чем психологическое воздействие на сына.

— Отдайте мне эту тварь, Ваше Величество, — Сантьяго вышел в зону видимости, его голос дрожал от торжества. — Я давно хотел с ним разобраться.

— Нет, Санти, не отдам, — злобно улыбнулся король Игнис Ватра. — Мне такие стойкие пленники нужны самому. Одно удовольствие для палачей поработать над таким и сломать его волю. Эйр Раган, я счастлив приветствовать вас в своем дворце. Приветственные удары вам уже отвесили, но не надейтесь, что на этом мы остановимся. Еще раз спрашиваю: вы расскажете нам, куда скрылись ваши сообщники и стая?

Голос эйра Рагана показался Люме знакомым.

— Я никогда тебе этого не скажу, король. И ты это знаешь. Сдохну, а не скажу.

Игнис жадно облизнулся.

— Я сделаю все возможное, чтобы ты жаждал смерти, эйр Раган. Ради права умереть ты мне все расскажешь.

Король сделал небрежный жест рукой, и эйра Рагана потащили прочь, подхватив под руки. За ним стелился кровавый след.

— Как идут поиски его стаи? — спросил король у Санти.

— Нам удалось подкупить одного главу оборотней, они уже вышли на следы его стаи и должны захватить их в плен.

— Мне не нужны волчицы и волчата. Пусть убьют всех.

— Хорошо, — Сантьяго поклонился. На его губах играла мерзкая торжествующая улыбка. Глаза горели от азарта.

Принц Люме вдруг вспомнил, как он заступался недавно за оборотней. Но почему — уже забыл. Он также испытывал неприязнь к Сантьяго, но опять же не помнил, почему.

Принцу хотелось уйти от всего в свой замкнутый мир лабиринтов, но что-то не давало покоя его мыслям. Собравшись с силами, Люме пошел в подвалы, где держали пленников.

При виде кровавого принца тюремщики выстроились вдоль стенки. Стоило взгляду Люме остановиться на ком-нибудь из них, и тот начинал дрожать.

— Где держат оборотня? — стараясь звучать как можно злее, спросил принц.

— Здесь, В-ваше В-величество, — один из тюремщиков загремел ключами, торопливо побежал вперед по коридору. Принц, смерив мрачным взглядом остальных, последовал за ним.

Когда дверь камеры открылась,