Хозяйка приюта, или Я не твоя жена, дракон! - Анна Солейн

— попыталась я воззвать ее логике. — Жить без дома довольно сложно. Вам придется думать, что есть и где спать, где прятаться от дождя и холода. В любом случае, если вы захотите уйти — я не буду вас задерживать, вы здесь не в тюрьме. — Я сглотнула. — Давайте вы выйдете отсюда — и мы поговорим. Если захотите уйти, я хотя бы дам вам денег на первое время, соберу еды в дорогу.

“Ласточка! Да что ж это…” — услышала я за спиной голос няни и дернула головой.

Конечно, отправлять детей на все четыре стороны — плохая идея. Но они явно не доверяют никому, кроме друг друга: смотрят на меня, как озлобленные волчата.

Не бить же их с криками: "Поверьте, я хорошая"?

— Почему мы вообще должны вам верить? — спросила девочка, вздернув подбородок. — Вы…

В этот момент сверху раздался шелест, как будто птица спорхнула с балки, и белобрысый мальчишка пронзительно взвизгнул:

— Крыша падае-е-ет!

Он рывком распахнул дверь стойла, выбежал наружу — и я поймала его на руки.

— Все, попался! — заявила я и пощекотала его подмышкой.

Мальчик взвизгнул и вдруг засмеялся. Хоть что-то!

Кажется, он был самым беззаботным из всех. Может, попал в приют недавно? Сердце сжалось, я обернулась к притихшим детям, держа мальчика на руках.

— Идем. Поговорим в доме — и разберемся, что нам перекусить для начала.

Несколько секунд ничего не происходило. Три пары настороженных детских глаз смотрели на меня в упор. Малышка с рогами принялась сосать палец, мальчишка у меня на руках — выкручиваться и пытаться спуститься вниз.

— Пойдем завтракать? — спросила я у него.

Он тут же замер.

— Завтракать! А крыша не упадет?

— Если мы поторопимся — то нет, — серьезно ответила я, и мальчик испуганно округлил глаза.

— Надо идти! — Он обернулся к остальным детям. — Идем! А то крыша упадет!

Ну, хоть кто-то ведется на мои манипуляции. Мельком я отметила, что на вид ребенку года четыре, но говорит он осмысленно и очень четко. Вряд ли Долорес занималась с ним, так что — еще один аргумент в пользу того, что в приют этот мальчишка попал недавно.

А остальные? Ладно. Разберусь со временем.

— Пойдемте, — улыбнулась я, крепче обнимая своего маленького заложника.

Как я и предполагала — расчет оказался верным. Дети, привыкшие держаться вместе, последовали за мной.

Маленькая победа есть.

— Няня Урсула, — позвала я, подойдя ближе и заговорщицки наклоняясь к ней. — Могу я на тебя рассчитывать?

— Уезжаем отсюда, ласточка? — обрадовалась няня, и ее побледневшее от страха лицо тут же порозовело. — В монастырь? Ой, счастье-то какое! Подальше от этих...

— Не совсем. Но у меня к тебе будет просьба.

Мы с детьми вернулись в столовую, и я постаралась держаться непринужденно — ну, по крайней мере, не обводить ежесекундно взглядом комнату, чтобы убедиться: никто не сбежал.

Пятеро детей. Ладно, ерунда. Я работала в группах по двадцать человек. Справлюсь!

— Садитесь? — предложила я. — Наше знакомство как-то не задалось. Начнем с начала.

Для других ребятишек я бы обязательно придумала игру, чтобы им было весело, но судя по напряженным взглядам, можно даже не заикаться об этом. Ладно! Попробуем поговорить как взрослые.

У меня есть минут десять до того момента, как мои разговоры перестанут быть интересны.

— Меня зовут Иви. Я новая управляющая этим приютом. Долорес с этого дня здесь не работает. Пока я буду исполнять роль и воспитательницы тоже, а потом — мы кого-нибудь найдем.

Но это не точно. Если здесь все относятся к детям, как Долорес... то лучше не надо никакой воспитательницы, сама справлюсь.

— Почему? — спросил русоволосый мальчик лет семи.

Они с русоволосой девочкой, которая держала на руках рогатую малышку, были близнецами и внешне выглядели как обычные дети. Интересно, какой у них дар? Хотя, если говорить на языке этого мира, — что с ними не так?

— Что — почему?

— Почему Долорес здесь больше не работает? — уточнила его близняшка.

Потому что она жадная ворюга и чокнутая садистка.

Но я все-таки была педагогом по образованию и знала, что правду детям лучше выдавать порциями.

— Потому что она плохо справлялась со своими обязанностями, — честно ответила я.

— Почему? — снова спросил мальчик.

“Па-и-му” — передразнила его девочка с рожками и весело гикнула.

Малышка с желтыми совиными глазами, которая прижималась к моему боку и не выпускала из рук фрукты и пирог, тоже вопросительно посмотрела на меня.

Я растерялась и запоздало поняла, что для детей обращение Долорес не было чем-то необычным. Для них оно было — нормальным. Может, в какой-то степени даже милосердным: у них хотя бы была крыша над головой и какая-никакая еда.

Кстати, об этом. Я потянулась к стоящей посреди стола кастрюле с кашей. Она уже успела затвердеть и окончательно перестала быть пригодной для употребления. Это вообще каша? Больше похоже на вареную шелуху. Ладно.

Как объяснить, что теперь все будет по-другому? Слова здесь вряд ли помогут, так что я решила быть краткой, а потом просто браться за дело:

— Я хочу, чтобы это место было для нас всех домом. Хочу, чтобы мы стали семьей. — Я замолчала, а потом добавила неожиданно честно: — Мне, как и вам, некуда пойти. Мой дом теперь здесь.

Дети выразительно переглянулись между собой — те, что постарше. Малыши в это время тащили в рот зачерствевшую кашу, которая так и осталась разложенной по тарелкам.

Да куда же няня Урсула запропастилась?

— Скажете что-нибудь?

Тишина.

— Я не буду ругаться, — пообещала я, снова обведя детей взглядом.

Ну, разве что если они начнут совать пальцы в местный аналог розеток. Или раздобудут где-то самогон и начнут пробовать раньше, чем им стукнет восемнадцать.

— Мы не семья, — возразила темноволосая девочка, глядя на меня исподлобья.

— Почему? — спросила я.

— Потому что мы уроды, — ответил мальчик постарше.

— Неблагие.

— Мы отродья