Ночь в твоих глазах (СИ) - Ясная Яна

— И как тебе первый день в Алиэто-оф-Ксадель? — спросил Мэлрис, не выпуская моей руки.

Я высвободила ее сама, не встретив сопротивления, и мимоходом удивилась:

— Вообще-то я прожила здесь полгода.

— И хочешь сказать, что за эти полгода ты хоть раз видела Цитадель-над-Радугой? — скептично уточнил темный.

— Видела! — возразила я из кристально-чистого чувства противоречия и про себя добавила: “Изнутри первого этажа”.

— Нет.

— Хочешь сказать, я вру, темный? — подтрунивание получилось как-то само собой.

— Юлишь и недоговариваешь, — сверкнул кошачьим взглядом Мэл, с трудом сдерживая ухмылку. — Покои наемных инородных работников — это не Алиэто-оф-Ксадель. И ты это прекрасно понимаешь.

— То есть, это признание? А не доложить ли мне императору о дискриминации?..

— С чего бы это! Мы трепетно заботимся о гражданах Империи и не позволяем им ходить туда, где их случайно могут казнить за вторжение в темноэльфийские тайны, — с самой что ни на есть серьезной миной сообщил мне Тень.

И эта мина дала понять, что да-да, именно этот ответ и получили бы Императорский служащие, вздумай кому-нибудь и впрямь накатать жалобу на эльфийское самоуправство. Ну разве что его приправили бы еще парочкой витиеватых и крайне вежливых вступлений, а потом еще парочкой таких же заверений в действиях на благо Империи и ее жителей.

И я вдруг представила физиономию Имперского дипломата в этот момент (совершенно нейтральную, но с вселенской тоской в душе), и, не удержавшись, рассмеялась.

— Ты не ответила на мой вопрос, — заметил темный, сам пряча смешинки в уголках глаз.

— Обойдется твое эго без моего ответа, вериалис, — произнесла я с нужной долей подобострастности, опустив глаза.

В углах губ у темного дрогнула и спряталась улыбка: его дом был прекрасен, и он сам это знал.

Зеленые глаза сверкнули, и голос обрел мурлыкающие нотки:

—  В таком случае, позволь, лирелей, поблагодарить тебя за совместное время…

Когда темный склонился с поцелуем к моей руке, это было как ожог. Как разряд.

Я не вздрогнула, но телу стало горячо от быстрее помчавшей по жилам крови.

Мэлрис перебирал мои пальцы, ласково, едва ощутимо касался подушечками линий на ладони. А потом перевернул ее тыльной стороной вниз, и поцеловал запястье — там, где вздрагивали моим пульсом тонкие венки (вены? а то опять вопрос ударения).

От неожиданно чувственной ласки тело плавилось и трепетало, и я принимала этот трепет с наслаждением, прекрасно зная, что скажу в следующей мгновение…

—  Нет.

Сладкий озноб пробежал по коже от вздоха темного — но, вопреки опасениям (да что там — ожиданиям), он не разозлился.

Улыбнулся тепло и понимающе. Ласково провел по моей щеке, заправив за ухо выбившуюся прядь…

—  Любите вы, люди, из простого делать сложное… Спокойной ночи, лирелей.

Этот позёр уже рассыпался ворохом золотых и зеленых звезд, а я всё стояла, возмущенно сверля взглядом воздух: то есть, превращает близость в инструмент вербовки он, а из простого сложное делаю я?!

И я, конечно, понимала, что морочить голову и выворачивать наизнанку что свои, что чужие слова и поступки — это фактически его должностная обязанность, но все равно, в отведенную мне комнату вошла несколько чрезмерно стремительно.

Налились мягким молочным светом шары светильников — и, проснувшись, к ним робко потянулись цветы с высоты кроватных столбиков.

Фаэн явилась на зов, молча выслушала пожелания относительно ужина — и исчезла.

Потом возникла, сервировала стол и снова исчезла.

А я всё еще не могла унять раздражение, мысленно то и дело коля темного едкими фразами — до тех пор, пока в моем воображении он не стал похож на подушечку для иголок.

Успокоилась я только в ванной.

В ванной, где горячая вода исходила ароматным паром, а белая пена держалась пышным облаком, в котором едва слышно лопались пузырьки…

В ванной, где я смогла лечь, откинув голову на полированный деревянный бортик, проходя по своему телу сознательным вниманием и расслабляя каждую зажатую мышцу.

И только после этого поняла, как, оказывается, была напряжена.

Что с тобой происходит, Даркнайт?

В последнее время мне приходилось думать настолько о многих сложных вещах — как проникнуть в сердце Алиэто-оф-Ксадель, как не выдать себя его стражам, как залатать расползающийся, как гнилая холстина, план, как потом сверстать на коленке новый — что у меня просто не хватало ресурсов подумать о простом.

О себе.

Что со мной происходит?

Жаль, я не слишком сильна в ментальных практиках. Подобные вопросы все же по их части. Мне же легче проанализировать состояние магической системы любой сложности, чем своё собственное…

Прикрыв глаза, я постаралась сосредоточиться на внешних ощущениях — приятно горячая вода и шелковая пена, её лопающиеся пузырьки и тонкий сладковато-свежий аромат — а затем отстраниться от них.

И сосредоточилась на внутренних.

Внутри…

Царапало.

Саднило.

Пекло.

Внутри перекатывалось острыми стеклянными звездочками раздражение: вроде бы, легко-легко, но колет. Внутри меня заполняли страхи. Страх не справиться, подвести сестру, пропасть самой, страх одиночества, страх… много страхов. Слишком много разных страхов. Внутри меня жило непонимание, что происходит и что с этим делать. Усталость. Тоска. Обида на жизнь. Желание плакать.

Внутри меня было серо.

Внутри меня мне было плохо.

Не удивительно, что мне не хотелось сюда заглядывать.

Потому что я — не такая.

Я очень спокойная. И если страхи мои понятны и объяснимы, то всплески раздражения мне не свойственны. И открытость с откровенностью — тоже. А сегодня, рассказав темному историю своей юности, я испытала… облегчение?

И это странно. Потому что раньше, вынужденная делиться кусками своего прошлого, я отмеряла слова, как скряга — крупицы золота.

А сегодня они лились сами. Как будто прорвало плотину.

Нет, не прорвало — ее затопило, и вода хлынула через край.

Осторожно подцепив нить памяти, я стала разматывать ее назад.

Колючее раздражение поселилось во мне не сегодня. И не вчера.

И когда почти три недели назад я зарывалась в шкуры на Сумете и сворачивалась калачиком, во мне уже жила усталость.

Дни службы секретарем младшего эль-ассари — бусины, похожие одна на другую, наполненные страхом разоблачения, чувством вины перед Тау за то, продвигаюсь вперед слишком медленно и монотонной работой на эльфов в рабочее время и против них — в любую свободную минуту.

Увольнение из Алых Башен: даже не бусина, размытая клякса, которую неприятно вспоминать. Обрезанные нити социальных связей и приязни, угрызения совести перед бывшим руководителем — каким бы он ни был любителем завести интрижку на рабочем месте, именно того, в чем его обвинила я, пусть не словами, а одним своим увольнением, он не делал…

Эту “бусину” я постаралась перескочить быстрее, и…

И в голове щелкнуло.

Я села в ванной, ладонями сгоняя пену с плеч и ключиц.

Я, конечно, очень умная — это подтвердит и мой бывший руководитель, и коллеги, да что там, Мэл, в покоях которого я обошла непробиваемый блок, и тот наверняка подтвердит!

Но, Великое Ничто, какая же я дура.

Вместо того, чтобы искать ментальные закладки, надо просто признать — я устала. Не физически, нет. Устала от постоянного напряжения, от страха, от тяжелой эмоциональной ноши, от чувств, которые привыкла задавливать так глубоко, что даже отказываюсь признать, что они у меня есть.

Мы не виделись с Тау со времен суда над родителями, но сообщение поддерживали регулярно.

Сперва сестра перестала выходить на связь, и я не находила себе места от беспокойства, не имея возможности это хотя бы показать. Потом — газеты, статья, шок осознания, что это — правда.

Потом сбор информации о мире Пьющего Камня. Благо, в Алых Башнях одна из лучших в мирах империи библиотек… Ради которой я, по большому счету, туда и устроилась. Дальше — сбор сведений о светлых эльфах, под чьи протекторатом находится мир-ссылка. Потом — темные эльфы и рискованный план…