Джена Шоуолтер - Грешные ночи (ЛП)

Захариил подошёл к ней после всех.

— Я тебя предупреждал, — произнёс он.

— Я не лгала. Говорила только правду, — невнятно произнесла миньон, благодаря импровизированной операции по удалению зубов, проведённой Джамилой.

— Ты играла с правдой. Со мной.

Она продолжала корчиться, ещё одна жуткая улыбка приподняла уголки её губ, с которых капала чёрная кровь.

— Тебе не нравятся игры, ангел? Что-то я сомневаюсь. От тебя пахнет человеческой женщиной. Разве ты не играл с ней? — Слова были ещё более невнятны, но Захариил понял их смысл.

Он кивнул Тэйну.

Воин вонзил клинок ей в живот и оставил его там.

Хрип. Кровь хлынула изо рта. Захлёбываясь ею, демонесса произнесла:

— Ладно, ладно. Тебе не нравится играть. Возможжжно я и передумаю. Дай мне пять минут, и я сссделаю такое ссс твоим телом... о чём ты мечтал годами.

Пока она говорила, Захариил опрокинул пузырёк, что держал в руке, выплеснув всего одну каплю на кончик своего пальца.

— Хм, через пять минут, я полагаю, у тебя найдётся более неотложное занятие, поскольку пришла моя очередь. — Он протянул к ней руку и сунул палец в её рот, стряхнув каплю в горло.

Из миньона вырвался пронзительный, сломленный крик, по сравнению с которым предыдущии казались всего лишь жалким подобием. Вода Жизни начала исцелять болезнь, являющуюся собственной сутью демонессы, распространяя здоровье и жизнеспособность. Она брыкалась в стальных объятиях Колдо так, что несколько костей вышли из суставов.

Когда она прекратила метаться, слёзы скатились по её разъеденным щекам, распространяя запах гнили. Захариил спокойно произнёс:

— Я решил проявить милосердие и дать тебе ещё один шанс. Почему вы были у учреждения этой ночью?

Наступила гнетущая тишина, после чего она тихо произнесла:

— Не... пришло моё время... входить. — Её слова перемежались с тяжёлыми вздохами боли.

— Чьего согласия вы дожидались?

Наступила долгая пауза. Видимо миньон прикидывала, что ещё мог сделать с ней Захариил. В конце концов, решив, что это того не стоит, она сказала:

— Бремя.

Бремя — демон, который был когда-то заместителем могущественного повелителя демона Жадности и являлся одним из самых жестоких воинов ада. В настоящее время он обитал без хозяина.

Неужели он являлся тем, кто отметил Аннабель?

— Где он сейчас?

— Не... знаю.

Она не лгала.

— Как Бремя связался с тобой?

— Болезззнь слишком зззанят... ссс людьми... Я должна была объединиться... ссс кем-нибудь. Бремя был... по-моему мнению... сссамым могущественным.

— Скажи, что он приказал?

— А сам как... думаешь... что он приказал?

Захариил кивнул Тэйну.

Тэйн повернул клинок.

Миньон захрипела сквозь боль:

— Мы сссобирались... позабавиться... с человеческой женщиной. С той... чей зззапах ощущается... на твоей одежде.

— Почему?

— Не... спрашивали. Не... заботило.

Правда.

— Ты заслужила свою смерть, миньон. Она ваша, — обратился Захариил к своим воинам.

Тэйн вынул клинок, и она расслабилась. Секунду спустя, вспыхнули пять огненных мечей и в мгновение ока миньона лишили головы и всех конечностей. Демонам нравился огонь, и они могли ему противостоять. Только огонь ада являлся огнём проклятья. Мечи воинов пылали огнём правосудия, и с ним демоны не могли совладать.

Воины Захариила прижали кончики мечей к каждой части миньона, пока плоть и кости не охватило пламя, превратив их в пепел, который тут же развеялся по ветру.

У Захариила появились ответы, которые он искал. Вопрос в другом — что с ними делать.

Глава 5

"Так, для разнообразия надо сменить обстановку",— подумала Аннабель.

Ну, это не совсем правильное заявление. Обстановку она уже сменила. Первым делом.

После того, как она жадно съела то, что заказала, и почувствовала, что живот вот-вот лопнет, Аннабель приняла душ и стала ощущать себя чище, чем когда-либо за последние четыре года. Если бы только она могла почувствовать себя полностью очищенной, но нет. Аннабель ощущала под кожей, в крови слой грязи, от которого невозможно было избавиться.

"Как бы то ни было, ладно. Не скулить. Только не теперь."

Аннабель переоделась в майку и мягкие свободные штаны, которые попросила у облака. Затем она просто стояла. Стояла, пока её полностью не охватила усталость, и Аннабель попросила у облака — у облака!— кровать. Появилось ложе громадных размеров с потрясающими шелковыми простынями, и Аннабель с благодарностью вскарабкалась на него. Но... не могла уснуть: боялась оказаться слишком уязвимой, слишком беспокоилась об одолевающих её ночных кошмарах... слишком погрязла в думах о Захарииле.

Куда он ушёл? С кем был? Что делал?

Почему это волновало её?

К утру всё её тело просто ломило от боли, и Аннабель напрочь позабыла все свои беспокойства. Вскоре после этого она начала дрожать и потеть — начали сказываться годы ежедневного принятия наркотиков, и очевидно... побег оказался не самым мудрым решением. Да, Аннабель могла попросить у облака что-нибудь успокаивающее, но всеми фибрами души противилась этому. Она не желала поступать с собой так, как обращались с ней доктора.

На второй день её снова и снова рвало, до тех пор, пока желудок не опустел, за исключением, наверное, осколков стекла и ржавых гвоздей. И ещё, вероятно, стада испуганных буйволов.

На третий день вернулась дрожь и потение. Аннабель ослабела так, что едва могла поднять голову или даже открыть глаза.

В конце концов, сон прорвался сквозь возведённую Аннабель стену сопротивления, и она скользнула в страну сновидений, в которой её обнимали и целовали родители, говорили, как сильно они её любят, а старший брат — Брэкс — водил костяшками пальцев по её волосам. Боже, как же Аннабель скучала по нему. С момента её ареста, Брэкс проявлял к ней явное отвращение.

Когда-то давным-давно он запугивал всех парней, которые хотели пригласить Аннабель на свидание. Каждое утро, готовя ей завтрак, когда родители торопились на работу, Брэкс улыбался ей. По пути в школу он давал ей наставления об усердной учёбе и получении хороших оценок, которые могли обеспечить ей поступление в хороший колледж и прекрасное будущее.

Сейчас воплотить это в жизнь было невозможно. Мужчина, которым стал Брэкс, не верил воспоминанию Аннабель того рокового утра. Он не доверял ей, больше не обожал её и не желал своей сестрёнке лучшего.