Дрессировка - Софья Валерьевна Ролдугина

накануне, ночью. Она прибывала отовсюду и до неправдоподобного равномерно. Обнаружив, что машинное отделение затоплено, Фелиция только вздохнула, забрала из каюты револьвер, одеяло и отправилась в рубку — спать. Утром перетащила на мостик судовой дневник, забрав его из рук мертвого капитана, кувшин оранжада, переоделась в платье и принялась ждать, коротая время за чтением и созерцанием неотвратимой катастрофы.

Ремус не заставил ждать себя слишком долго.

— Не стоит пить кислое натощак, мисс Монрей. Испортите себе желудок.

— Еда уже несвежая, — пожала плечами Фелиция и взвела курок под столом. — А готовить я не умею.

— И не нужно, пока у вас есть я, мисс Монрей. Желаете отбивную по-бастрийски? Или омлет с рисом по-восточному?

Солнце гуляло где-то за плотными облаками, вздыбливались свинцовые волны, мешаясь со свинцовым небом, но даже сейчас казалось, что Ремус светится изнутри. Светлые волосы, прозрачные глаза, тонкие запястья…

Наверно, они с Фелицией напоминали близнецов. Особенно теперь, когда у нее была короткая мужская стрижка и улыбка утомленного сфинкса.

— …и все-таки, Ремус, я не могу понять, когда ты успел сбежать с того дирижабля.

— Я не сбегал, мисс Монрей. — Море начало задираться вверх, Фелицию вдавило в кресло, и она поняла, что лайнер кренится и затонет совсем скоро. — Ваш сюрприз действительно стал для меня… сюрпризом. Так изощренно меня еще не предавали.

Фелиция переложила револьвер из руки в руку и вытерла влажную ладонь об юбки.

— Вероятно, мой отец…

— Ваш отец, мисс Монрей, пал жертвой собственной трагической неосторожности, — испустил долгий вздох Ремус и разгладил и без того безупречные манжеты. — Могу я поинтересоваться, почему вы решили от меня избавиться?

— Заявление об увольнении ты писать отказался, — пожала плечами Фелиция. — А ведь я просила.

— Контракт все еще не исполнен.

— Да в чем он хотя бы состоит, этот контракт?! — Фелиция повысила голос, на мгновение потеряв самообладание, но тут же досадливо прикусила губу — и успокоилась. — Снова не скажешь?

— Сожалею, мисс Монрей. Нет.

Фелиция подавила глупый смешок и взглянула Ремусу в глаза.

— Вот поэтому я и выбрала дирижабль. Не знаю, о чем думал мой недальновидный предок, но так или иначе расплачиваться за его капризы я не желаю. Моя жизнь — это только моя жизнь, Ремус.

— Что ж, разумно, мисс Монрей… Ах, револьвер — как трогательно. Попробуете меня застрелить?

Он рассмеялся. А Фелиция уже не сидела в кресле — лежала. Кувшин с оранжадом съехал до края стола, упал и разбился. В недрах лайнера что-то натужно трещало и грохотало, а от запаха соли и йода щипало в горле.

— Не тебя, — хмыкнула она.

И приставила револьвер к своему виску.

В этот момент в стекла рубки упрямо ткнулась вода — и выдавила их с голодным утробным хрустом. Фелиция отвлеклась всего на секунду, а потом вдруг в руке у нее вместо револьвера оказалась жирная черная змея — и вцепилась в запястье.

"Даже уйти по-своему не позволил".

Падая в воду, Фелиция почти ничего не чувствовала.

Много, много позже, в Монрей-меноре, укрывая спящую Фелицию одеялом, Ремус размышлял о том, что можно будет наутро сказать — и что нельзя.

"Это всего лишь ночной кошмар, мисс Монрей" — вряд ли Фелиция проглотит такую ложь или смирится.

Он отвел с ее лица мокрую прядь волос.

— Хозяев тоже нужно воспитывать, — произнес тихо, и веки у Фелиции дрогнули во сне. — Надеюсь, это сойдет за оправдание?

Она отмахнулась от него, не просыпаясь, и зарылась в одеяла.

— Надо же… навевает воспоминания.

Ремус присел на край постели и поднял взгляд на портрет Раймонда Монрея над камином — основателя рода и, по мнению Фелиции, полного идиота. Вот кто знал толк в дрессировке…

…Выгоревшая до черноты земля, человеческие крики где-то далеко и густой запах дыма — это и есть лицо войны.

— Соглашайся, Ремус. По-моему, неплохая сделка — тебе просто надо будет приглядывать за моим сыном… Некоторое время. И за его сыном тоже. Чего тебе стоит, с твоими-то возможностями?

Он улыбается так, что непонятно, кто кого должен искушать.

— А что я за это получу?

— Ты? Хм… Пожалуй, избавление от скуки. На веки вечные.

END