Соловьи не поют зимой - Марина Кравцова

навстречу девушка необычайной красоты… Яника приняла свой прежний облик. Вновь её глаза стали небесно-голубыми и призывно горели. Густые волосы цвета тёмного мёда обтекали стройную фигуру, укрытую одной лишь длинной белой рубахой. Настолько тонкой, что девица казалась закутанной в призрачный свет…

Хорошенькие голые ножки спокойно ступали по снегу. Яника приближалась к Инчэну со скользящей, чуть грустной улыбкой на алых губах. Сама она давно уже никого не соблазняла. Нравилось речной хозяйке, когда подчиненные мавки притаскивали к ней несчастных, обречённых на смерть от её ласк. Но теперь всё было иначе, и это распаляло прелестное, но странное женское тело — не мёртвое, но уже и не живое.

— Подойди ко мне ближе, молодец, — звала мавка голосом, которому мало кто мог противиться. — Подойди, помоги мне. Видишь, я одна тут среди глухого снежного леса, мне холодно и страшно. Ты прекрасен, как невиданный чужеземный цветок, добрый юноша… тихие слёзы текут, когда на тебя смотрю. Подойди, обними, поцелуй, согрей меня…

А перед Надей тем временем замельтешили смутные фигуры, мгновенно соткавшиеся из теней. Показалось ли ей, что у них нет лиц? Но вот в отдалении она увидела отца, он звал её:

— Куда же ты, дочка? Бросаешь меня одного… Не любишь совсем, променяла на чужака…

Надя вздрогнула, отвернулась. И мутным оком во всё лицо — блёклое, будто заплесневелое — взглянуло на девушку лихо одноглазое.

«Погибнешь, погибнешь… — услышала она внутри себя скрипучий мерзкий голос. — Не по себе взяла ношу…»

Надя невольно зажмурилась, и тут же кто-то больно и цепко ухватил её за плечо. Тихо вскрикнув, девушка хотела броситься к Инчэну, от которого оттеснила её нечисть, но чёрная и длинная, как жердь, удельница преградила ей путь. Тянула к лицу Нади скрюченные пальцы с острыми когтями… а та не могла ни бежать, ни молитву прочесть, ни обернуться соловьём. Ледяной страх сковал душу — а это-то и нужно всегда нечисти, питающейся отчаянием и ужасом жертв…

Инчэн сразу почувствовал неладное. У Яники не было шансов завлечь его. Нет. Существа вроде мавки, хотя он и не совсем понимал, что это, не могли ему навредить. Их духовные силы по сравнению с его силами были ничтожны, но он не хотел убивать. Только страх за Надю заставил китайца действовать. Он сложил руки у груди, а затем поднял их над собой плавным жестом. Его кожа до локтей покрылась серебряной чешуёй, в длинных пальцах с острыми когтями вспыхнули сферы золотящейся энергии. Инчэн мягко опустил руки вниз, как в танце, и раскрыл позади себя гало из золотых клинков. Одно движение указательных пальцев — и клинки разлетелись в стороны, сметая на пути нечисть.

Удар был не смертельным, но достаточно сильным. Вышедшая к ним красавица мавка получила самый длинный и острый клинок. Инчэн бросился к Наде, осмотрел — не ранена ли она? — и схватил за руку.

— Нужно уходить! Они скоро очнутся.

Он не повёл Надю пешком через лес, бывший сейчас опасным даже для таких, как они. Собрав духовную силу, Инчэн совершил перемещение вместе с девушкой на берег Волги, поближе к обновлённому куполу. Там они могли решить, что делать дальше. К тому же Инчэн очень волновался. То, что у Нади не обнаружилось видимых физических ран, ещё не значило, что нет духовных. Нужно было всё проверить.

Для любимой он не пожалел бы ничего, и сейчас доказал это — приподнял рукав и сдёрнул чешуйку с ещё покрытой чешуёй руки. Это было больно, это было противоестественно, но нельзя подвергать Надю опасности. Если вновь случится нападение, она должна спастись.

Чешуйка зависла над его ладонью, а затем Инчэн приложил её к сердцу приходящей в себя девушки. Засияв зелёным светом, частица дракона превратилась в тонкую паутину и, окутав тело Нади, впиталась под кожу.

— Теперь ты под защитой, и никто слабее меня не сможет тебя ранить смертельно.

Он обнял её и поцеловал в висок. Потом снял пальто, бросил на камень у замёрзшей реки и усадил на него Надю, а сам присел перед ней, заглядывая в глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

Надя потянулась к Инчэну, прикоснулась кончиками пальцев к его руке. Поймав встревоженный взгляд, нежно ему улыбнулась.

— Ужасно, если честно, — призналась она. — Из меня как будто всё светлое и радостное выпили. И если бы не ты… Спасибо тебе, спасибо! Но что ж я за хранитель такой? Впервые столкнулась с колдовскими кознями — и снова всё провалила.

Девушка тяжело вздохнула.

— Недоразумение, а не хранитель. Позорище. А они ведь, знаешь, в голову лезут и выведывают, что у тебя в душе. Один из них принял облик моего отца. А это значит, что я переживаю за папу. Надо хотя бы SMS-ку написать. Но вот как сказать, что я просто взяла — и ушла? Он поймёт, что это мой долг. Он знает. И ещё знает, что я люблю тебя. Но отцу сложно отпустить от себя единственную дочь… навсегда.

— Никто не уходит навсегда, — возразил Инчэн. — И ты будешь рядом с теми, кого хранишь у себя в сердце, — он улыбнулся. — Напиши ему и скажи правду. Уйти молча будет большей ошибкой, любимая моя.

Он встал и, взглянув драконьим зрением на действие жемчужины, увидел, как над ними во все стороны раскинулся купол защиты.

— Я отойду, поймаю что-нибудь в лесу и соберу хворост для костра. А заодно проверю, не пошла ли по нашему следу другая нечисть. Скоро вернусь, — Инчэн коснулся носа Нади невесомым поцелуем, осмотрелся и пошёл к лесу через заснеженное поле. Его тело сияло, охваченное согревающей духовной силой с алым оттенком.

В лесу Инчэн обернулся небольшим драконом. В этом облике он всё чувствовал намного острее и потому сразу различил притаившихся за деревьями существ, а ещё — какую-то опасную могущественную силу, но не различил её владельца. В любом случае они не посмеют выходить к ним до заката, и им с Надей лучше бы тоже убраться от реки до этого времени. Затем он поймал пару крупных птиц, зимующих тут, наломал подмороженной древесной коры, вернулся к Наде и развёл огонь. Перед дорогой нужно хотя бы поесть.

Птиц Инчэн зажарил на костре, неподалёку обнаружил небольшой незамерзающий источник и, создав с помощью драконьей магии две чаши из добытой коры, набрал воды. Конечно, можно вернуться в город, но это значит упустить время, что равносильно поражению. Инчэн