Анна Ковальди - Суженая

Круг сужался, мы все понимали это. Нападение на Землю лишь вопрос времени. В душах землян рос страх и отчаяние. Все силы и так были мобилизованы, карангарцам потребовалось совсем немного времени, чтобы достичь такого результата. Для военного ведомства это стало неприятной данностью. Кадетов, не завершивших свое обучение, так же начали призывать в экипажи звездолетов в качестве сопутствующих специалистов и помощников. Так случилось и со мной. Но, в отличие от моих сокурсников, совсем недавно. Лишь три недели назад я появилась на военной базе Зондера, спутника Плутона, и вошла в состав ее экипажа.

Почему так поздно? Причина в том, что меня до последнего надеялись использовать иначе. Как я ни противилась, но смогли переломить, убедить в том, что я должна это сделать и рискнуть собой. Но… не пришлось. Меня с полгода держали, что называется, под руками. По обрывкам фраз я даже поняла, что Карангару выдвигались предложения, касаемо меня, но… Время шло, а меня так никуда и не привлекли, а потом и вовсе отпустили, позволив вернуться в Академию, откуда я уже и отправилась добровольным помощником на базу Зондера.

Видимо, не так заинтересован был во мне маран, как полагал наш штаб. Я для него ничего не значила! Другое дело я. Только лишившись возможности быть рядом с Муэном, осознала, насколько значим и важен он стал для меня. И как бы ни пытались убедить в том, что он враг, я не могла смириться. И тосковала о нем и ненавидела одновременно. Сходила с ума от страха за него, скучала по нашим ночам, по его страсти. Тело, привыкшее за месяцы, что мы провели вместе, стало жадным до близости, желание переросло в потребность — всепоглощающую и невыполнимую. Я мучилась, желая его. Он приходил ко мне во снах, после которых я просыпалась влажной, яростно сжимающей ладони своими бедрами. Закрывала глаза, обнимала себя руками и представляла, что вот он — лежит рядом, что обнимает меня, ласкает мою грудь, целует мое лоно… Пальцы сами устремлялись туда же, стремясь хоть так унять ту ноющую боль, что поселилась в моем теле, боль, вызванную одиночеством.

Месяц проходил за месяцем, мне становилось только хуже. Я уже не жила, а существовала, превратившись в пустую оболочку самой себя. От былого счастья не осталось и следа. Все высосала мука. И ненависть. Ненависть уже к себе. За то, что не могла забыть, за то, что скучала, за то, что хотела… врага. Меня снедала вина. Ведь вокруг я видела тех, кто уже лишился по вине карангарцев своих любимых. А я томилась от желания вновь получить шанс встретить его, душа рвалась к Муэну Тоону.

И я ненавидела марана за это! Как и за то, что он карангарец, за то, что их раса сделала с моим миром, с моим народом, с моей душой… Однажды решив что все, я не могу больше существовать с ощущением конца жизни, с ноющей пустотой внутри, изводя себя тоской по этому мужчине, запретила себе вспоминать! Я решила… решила начать все сначала, вычеркнуть из памяти и сердца время с ним, решила попытаться построить новые отношения. С другим…

Им стал коллега, напарник. В это время многие искали близкого тепла, стремясь забыться в нем, хоть на мгновения забыть о неотвратимом ужасе войны, в котором мы жили. И мы с ним тоже… попытались. Но, увы! Его губы не манили желанием, руки не опаляли страстью, а объятия не дарили тепла. Мне с ним было так же холодно и одиноко. Даже хуже… Мне было противно! Невыразимо отвратительно от мысли о том, что он не… Муэн. А я могла быть только с ним. И ни с кем другим… Осознав это, ушла. И больше таких экспериментов не повторяла, продолжая одиноко замерзать в своем холоде отчаяния и тоски.

От будущего ничего хорошего уже не ждала. Замкнулась в себе, ожесточилась. Впитывая в себя горе и страдания других, все сильнее ощущала свою вину за то, что испытала счастье рядом с ним… рядом с врагом! Я дошла уже до того, что мечтала… жаждала его смерти! В этом мне виделось избавление… лично мне. Поэтому на вызов командующего гарнизона шла спокойна — меня уже нечем было напугать, самого дорогого меня уже лишили.

— Нола, — командующий гарнизоном базы выглядел усталым, — насколько я осведомлен о вашей квалификации в Академии, в вашей программе обучения была медицинская помощь?

— Скорее уход, — пояснила я. — Квалифицированным медиком я не являюсь, могу оказать базовую помощь.

— Но с медицинским оборудованием вы в ладах?

— Конечно, — уверенно кивнула в ответ. — Нам читали управление процессами. И практика полноценная была, она после первого курса, так что я успела…

Мужчина тяжело вздохнул.

— Не могу приказать вам это, поскольку вы не врач, но предлагаю… Сегодня в сектор Триада отправляется крейсер-разведчик. Стараемся с ними отправить максимально укомплектованную бригаду медиков, вдруг там еще есть те, кто два дня назад выжил.

Я сглотнула — этот сектор был соседним с нами. И решилась:

— Я готова, я хочу. Вдруг, в самом деле, смогу кому-то помочь…

О Муэне я думать себе запрещала, за все это время подавляла любые воспоминания о нем, решив, что не могу позволить себе любовь к врагу. Расставшись, поняла, что влюбилась. Полюбила его так, как можно любить только по-настоящему, на всю жизнь. Но очень быстро пришло осознание, что это невозможно, что я предам своих — свой мир, человечество, близких… Еще в начале войны, много общаясь с родными погибших, помогая им, осознала, что начинаю ненавидеть карангарцев, что вижу в них врагов! И в Муэне тоже, в нем особенно. За то, что оказался так двуличен, за то, что причинил такой вред. Его часто упоминали в информативных сводках, именно он руководил передовыми силами противника. И от этого я чувствовала себя предателем, ощущала вину перед всеми теми людьми, что уже лишились близких, и лишатся еще… Сейчас же… да. Я поняла, что давно искала способ внести свою лепту. Сделать что-то более значимое, чем бестолковое ожидание смерти. И я была готова ко всему, я даже смогла бы убить Муэна, окажись он рядом.

— Собирайтесь, крейсер стартует через пару часов. И… будьте готовы ко всему, мы засекли присутствие карангарских звездолетов и совсем близко от нашей базы. Так что живем одним днем и готовимся к обороне.

По давно возникшей привычке коснулась рукой скрытого под одеждой камешка — подарка бабушки. Этот жест приносил успокоение.

Крейсер оказался юрким, скоростным и маневренным звездолетом. Команда была разношерстой, но в основном состояла из матерых вояк и всех, хоть каким-то опытом обладающих в медицине.

— Поступим непредсказуемо, — предупредил наш временный капитан. — В лоб не попрем, а обогнем по краю, вдруг да подкрадемся незаметно… Хотя и крюк сделаем.