Планета-тюрьма варваров - Руби Диксон

корчит гримасу, и я подавляю желание рассмеяться. Когда я продолжаю играть с ее сладким маленьким соском, она издает горлом разочарованный звук и прижимается ко мне.

Мой член ноет от этого движения.

— Если ты продолжишь так делать, мне придется снова взобраться на тебя, Клу-и.

На ее лице написано удивление.

— Ты знаешь мое имя?

— Я заплатил многим за то, чтобы узнать о тебе побольше. — Я глажу плавный изгиб ее груди, очарованный ее мягкостью. Я провожу пальцем между ее грудей, и здесь она тоже мягкая, ее тело совершенно не защищено броней. Это делает ее еще более уязвимой.

— Зачем?

— Потому что, когда я увидел тебя, я понял, что ты будешь моей. Мессаки могут быть очень властными, и в тебе было что-то такое, что привлекало меня. Мы — развитая раса, но у нас все еще есть примитивные инстинкты. — И я с радостью уступлю этим инстинктам, чтобы обладать ею и ее сладостью. Каждое мгновение, что я нахожусь с ней, только подчеркивает, насколько это правильно. Не имеет значения, что мы находимся в тюрьме или что большинство людей никогда не покинут это место живыми.

Она моя, и я умру, чтобы уберечь ее.

Клу-и с трудом сглатывает от моих слов и снова извивается, когда я возвращаюсь к игре с ее сосками.

— Значит, ты просто любезничаешь со мной, потому что хочешь залезть ко мне в штаны?

Мне хочется фыркнуть на это, но я не хочу выдавать наш разговор остальным. Уже поздно, и в камере тихо, единственным звуком является громкий храп А ста.

— Если бы я хотел залезть «к тебе в штаны», Клу-и, — говорю я и щиплю ее за сосок, — тогда я бы уже много раз был глубоко внутри тебя. Мне нужно не только твое тело, но и твой дух. Ты будешь моей.

— Твоей…?

— Моей всей. П арой, женой, как бы там ни называли это твои люди.

Ее глаза расширяются.

— Боже, ты быстро двигаешься.

Быстро или нет, но она моя. Я провожу рукой вниз по ее животу.

— Хлоя, — шепчет она. — Ирита неправильно произносит мое имя. Я Хлоя.

Хлоя. Это более мягкий звук, чем я думал. Е й идет.

— Привет, Хлоя.

Она подавляет тихий смешок и придвигается немного ближе ко мне.

— Это ведь не странно, что я не теряю самообладание здесь, внизу? Мне кажется, я начинаю цепенеть от всего того ужасного дерьма, которое со мной происходит. Потому что, если бы я была в здравом уме, я бы сейчас впала в ступор от страха.

— Что случилось с тобой? Как тебе удалось забраться так далеко от своего родного мира? — спрашиваю я, желая узнать о ней побольше. Я хочу знать все. Она очаровывает меня, от темного взмаха ее ресниц до розовых сосков, которые напрягаются, когда я прикасаюсь к ней. Я снова глажу их, и у нее перехватывает дыхание.

— Это долгая история.

— Разве я выгляжу так, будто собираюсь куда — то идти?

— Д умаю, что нет. — Она слегка улыбается мне, и я очарован ее видом. Пока я глажу ее нежную кожу, она рассказывает мне свою историю — о работорговцах, которые забрали ее из дома и продали в качестве игрушки тритарианским дипломатам. О том, как она убила одного из них, а остальные умерли в унисон. Это то, что я уже слышал раньше. Вот почему из тритарианцев получаются ужасные наемники и замечательные задания на убийство. В три раза больше целей. Она рассказывает мне о том, как ее перевели в тюрьму, и о неестественном интересе Ноку к ней. Говоря о нем, она придвигается ближе ко мне, и я чувствую, как во мне поднимается волна защиты.

Никто никогда больше не причинит ей вреда.

— Теперь ты со мной, Хлоя, — успокаиваю я ее. — Ты в безопасности.

— Я не знаю, почувствую ли я когда — нибудь снова себя в безопасности, — шепчет она. — А как насчет тебя? Какова твоя история?

Я размышляю, что ей сказать. Правда обо мне может напугать ее. Я мужчина, у которого на руках много крови. Я прожил тяжелую жизнь и сделал трудный выбор. Я не хочу пугать ее — или, что еще хуже, заставлять ее ненавидеть меня, — но я должен быть честен с Хлоей. Она должна полностью доверять мне, если мы хотим сбежать из этого места вместе.

— Тебе это не понравится.

— Мне все это не нравится, — признается она. — Что может быть хуже?

— Что ж, — медленно произношу я, не торопясь подбирать подходящие слова на ее странном языке. — Я очень долго был солдатом, пока война не закончилась и меня не демобилизовали. Работы не было, поэтому я стал наемником на различных космических станциях. Эти задания становились… мрачнее, более смертоносными. Это было незадолго до того, как я стал убивать ради денег.

Она напрягается, прижимаясь ко мне.

— Ты наемный убийца?

— Да, какое — то время я им был. Но эта работа меня не устраивала. Мне не нравилось убивать просто потому, что толстый богач на одной планете решил, что ему не нравится толстый богач на другой планете. В этом нет никакой чести. Я отказал своему работодателю, когда он предложил мне другой контракт, и поэтому он устроил на меня охоту. — Я пожимаю плечами. — Я убил их всех, забрал их корабль и продал его на металлолом.

Ее глаза расширяются.

— Если ты такой смертоносный, как ты здесь оказался?

Печальная улыбка изгибает мои губы.

— Как кто — то здесь оказывается? Меня поймали. — Я замалчиваю тот факт, что я уже был мертв внутри, полон отчаяния после смерти моего отца. Что пиратская жизнь ничего не значила, когда величайший пират, которого я когда — либо встречал, — человек, превосходящий саму жизнь, — теперь умер. Что я погрузился в пучину депрессии и горя и что ничто не имело значения. — Я… перевозил груз на своем новом корабле и врезался в астероидное поле. Корпус получил некоторые повреждения, так что мне пришлось остановиться на ближайшей космической станции. Оказалось, что человек, работавший там в доках, был одним из тех, кто служил со мной на войне. Увидел, что мое удостоверение личности поддельное, и с этого момента все пошло наперекосяк. — Я криво улыбаюсь ей, чтобы скрыть свои чувства, потому что, оглядываясь назад, понимаю, что был дураком. — Самый смертоносный человек в трех Г алактиках, пойманный судовым рабочим.

Хлоя не смеется. Она выглядит обеспокоенной.

Я глажу ее по животу, проводя рукой по шелковистой коже.

— Тебе не нужно ничего бояться с моей стороны.