Ненужная истинная дракона. Хозяйка Солнечного поместья - Адриана Дари

погреб с практически провалившейся крышей и, похоже, летняя кухня. Сквозь щели в стенах пробиваются сорняки, ветхие деревянные двери едва держатся на ржавых петлях. Подход к ним зарос многолетним бурьяном.

Наверное, при взгляде на все это можно было бы опустить руки: столько работы, что за всю жизнь не переделать. Но меня, наоборот, все это только воодушевляет: ведь главное, что есть с чего начать!

Потом Лира показывает мне сад, который раньше, видимо, был украшением островного поместья. Да тут и сейчас неплохо, ничем не хуже старого парка в нашем городке, даже дорожки настолько же запущенные.

Они едва виднеются среди разросшейся травы и сорняков. Несколько старых деревьев тянут ветви к небу, а в заросших клумбах изредка проглядывают робкие всходы одичавших цветов.

— Я пробовала тут посадить мои любимые цветы, но тут для них темно под деревьями, — жалуется Лира. — Они солнышко любят.

— Ничего! Скоро их столько будет, что сможешь часами их рассматривать, — обещаю я. — А с садом мы тоже разберемся, и беседки сделаем, и лавочки, и детскую площадку.

Последняя мысль царапает даже не эмоционально. Тут все намного глубже: за те годы, что я мечтала о ребёнке, эта боль стала слишком знакомой, засела в душе.

Поэтому я стараюсь не заострять на этом внимание, переключаясь на сад, где явно потребуется более сложный, комплексный подход: и кроны деревьев в порядок привести, и с кустами разобраться, и выбрать тенелюбивые цветочки.

После ужина мы с моей подачи вытаскиваем два кресла из особняка, ставим перед крыльцом флигеля и опускаемся в них.

— Как же кучеру так долго удавалось создавать вид глухонемого? — удивляюсь я. — Неужели ты никогда не замечала за ним странностей?

Лира, откинувшись на спинку кресла, смотрит на меня.

— Я искренне полагала, что он глухонемой, — делится со мной она, — но хороший. В деревне себе места не нашел, а я приютила. Мне, сама понимаешь, без кареты никак. А он мужик рукастый, за лошадью смотрит, сам себе пристройку сделал, чтобы меня не стеснять. Конюшню в порядке содержит. Да и мне помогает.

Рабочая сила — это хорошо. А то меня на все не хватит. И еще бы из деревни нанять.

— Но откуда у него могут быть знакомые с нотариусом и лекарем? И, учитывая, что он слышал наш разговор, он понимает, что абы кто нам не подходит…

Договорить мы не успеваем. Со стороны аллеи слышится стук копыт. Неужели кучер так быстро вернулся? Но нет, к цокоту вскоре добавляется скрип колес телеги — точно не кучер. И хочется надеяться, что не племянничек.

— Почуял, демон, что кучер уехал, — досадует тетушка Ли. — Лучше бы Элину прислал. Это староста деревенский, он мне по договору продукты привез.

Я сразу же напрягаюсь, глядя на реакцию Лиры. Надо бы присмотреться и быть осторожнее.

— Доброго тебе здоровья, тетушка Ли, — мы выходим навстречу упитанному мужику средне-неопределенных лет. — Привез я вот тут тебе, сегодня решил лично привезти. Как положено: и яйца, и молочко, тут даже маслица тебе передали.

Он достает из телеги провизию и складывает прямо тут, на пол.

— И тебе не хворать, — отвечает Лира и хмуро смотрит на старосту. — И чего в этот раз запросили?

И так кругленькие его щеки становятся совсем похожи на наливные яблоки, когда он расплывается в улыбке.

— Да как…Все как обычно: телегу земли, — довольно говорит он.

Я смотрю на привезенные продукты и примерно прикидываю, сколько это стоило бы в городе. Даже с учетом заломленных мачехой цен в трактире. Ну… явно не телега уникальной земли.

— Какая ж ты молодец, тетушка Ли, — качает головой староста, отчего начинает дрожать его второй подбородок. — Наконец-то помощницу себе нанята. Ну-ка, девочка, давай, забирай все.

Я не двигаюсь с места и твердо заявляю:

— Я хозяйка. Заплачу деньгами. По городским расценкам, — уточняю я, чтобы проверить его алчность, ведь это действительно гораздо больше, чем можно было бы выручить в деревне.

Маленькие маслянистые глазки старосты округляются, но явно не потому, что я много предложила.

— Но как же… Я же за землей… — начинает кудахтать он.

— Либо деньги, либо нет сделке. Земли больше не будет.

Глава 20. О храбрых мышах и красивых мерзавцах

Лира смотрит на меня, хмурится, но не спорит. Надо бы поподробнее ее расспросить о ее договоренностях: что-то слабо верится, что Лира спокойно раздавала землю аж телегами на протяжении нескольких лет.

В глазах старосты мелькает раздражение, взгляд становится колючим, как у человека, который не доверяет никому, потому как сам привык обманывать. Значит, моя чуйка меня не подводит.

— Хозяйка? — серьезно спрашивает он. — Неужто тетушка Ли все-таки решилась продать свое драгоценное поместье?

Глазки бегают, ищут что-то, цепляются за драконово дерево (и в этот момент я радуюсь, что оно ещё не отличается от обычных ростков), сужаются, снова оценивают меня.

— Это уже не ваше дело, — говорю я. — Что насчет сделки?

Конечно, мы рискуем на какое-то время остаться без яиц и молока, но раздавать землю сомнительным личностям — ещё больший риск.

— Тетушка Лира, — в голосе старосты появляются нотки злости, — подтвердите этой вашей новой… хозяйке, что с момента прошлого обмена на землю Элина приносила тебе ещё два кувшина молока, крынку сметаны и корзинку яиц.

Хм… Пытается набить цену, хотя даже мяса не было? Негусто что-то, негусто.

Перевожу взгляд на Лиру, та кивает.

— Учту все, — поднимаю бровь. — Мы же тут не для того, чтобы друг друга обмануть?

Лицо старосты аж передергивает.

— Не думаю, что жителям понравится ваше решение, — пытается надавить на меня староста. — Земля для крестьян не то же самое, что монеты.

— Ждите здесь, — говорю я.

Да, наверное, от тщедушной девчонки такое не ожидаешь, но староста, хоть и жаден, достаточно предусмотрителен, чтобы сначала присмотреться.

Возвращаюсь в дом, чтобы взять монет.

— Не нравится он мне, — говорит Чес, шебарша рядом.

— Мне тоже, — говорю я, отсчитывая серебрушек. — Сдается мне, он тот ещё крендель.

— Страшно тебя тут одну оставлять, — деловито заявляет мышонок, — но я залезу в телегу да посмотрю за ним.

— Какой самоотверженный Честер! — улыбаюсь я и подставляю руку, чтобы он на нее забрался. — Но ты