Юлия Козырева - Лара

Барский поперхнулся и стал судорожно запивать яичницу кофе.

— С чего ты взяла, что я тебя убивать собрался? — надо же, как удивление правдоподобно разыграл.

— Не ты, а твоя подружка, помнишь, такая глазастая и зубастая, — судя по усмешке, Ирину я описала верно. — Она ведь предлагала от меня избавиться, а ты, надо сказать, не сильно возражал, — я в ожидании подняла брови, глядя на то, как на смуглом лице медленно расцветает понимание. "Вот, тормоз, ей-богу!" — раздраженно подумала я.

— Шпионишь, милая? — вкрадчиво спросил этот оборотень-переросток.

— Я тебе не милая, — неприветливо бросила я.

— Скажи спасибо, что хоть чайником не называю, — лукаво бросил он, почти дословно повторив недавние мои мысли.

Я медленно встала, глупо глядя на его ухмыляющуюся рожу.

— Ты что, и мысли читаешь?

Он смотрел на меня с видом кота, съевшего всю сметану… без спроса.

— К сожалению, нет. Но эмоции чувствую довольно верно, — и со значением добавил, — особенно некоторые.

— Надо же… — пробормотала я, усаживаясь обратно. С ним надо держать ухо востро: мало ли, какие еще сюрпризы подкинет.

— Ну, так все-таки? Ты на мой вопрос ответишь, или еще что-нибудь о себе поведаешь?

Барский сверкнул на меня глазами, но заговорил:

— Убивать я тебя не буду.

— Уже легче, тогда кто?

— Никто, — рыкнул он. А что я такого сказала?

— Так чего ты меня сюда приволок?

— Как и раньше: хочу переманить на нашу сторону.

— Ага, путем соблазнения, — догадалась я.

— Путем соблазнения, я хотел переманить тебя на свою сторону, но ты, видимо, пока не готова говорить об этом в нормальном тоне, так что подождем, — сказал — как отрезал.

— Я никогда не буду готова говорить об этом нормально, — ткнула я вилкой в его сторону. — Может, только с приобретением старческого маразма.

— Надеюсь, ты скоро оттаешь, — сказал он с мягкой усмешкой.

— Ага, а еще скоро я обескровлюсь, обездвижусь и начну разлагаться, — язвительно добавила я.

Барский сразу помрачнел.

— Поэтому мы должны уничтожить кристалл Гласа.

— А до этого — его владельца, — выразила я готовность принять в этом действии непосредственное участие.

Барский откинулся на стуле и удивленно замер.

— Что ты так на меня смотришь? Да, мой папочка жив. И он теперь великий и ужасный. Он меня вчера, между прочим, убить хотел. И после этого вряд ли хоть один серебряный смог бы с ним тягаться.

— Виктор жив?

— Я вижу, ты осознал всю серьезность положения. Все еще хочешь оставить меня в живых? — деланно равнодушно спросила я.

— Так, — проигнорировал мой выпад Барский, — кристалл обязательно призовет тебя к себе, и Виктор до тебя доберется. Значит, — он кивнул, — мы должны начать тренировки немедленно. Ты должна уметь постоять за себя.

Я фыркнула, вспомнив бойню в книжном магазине и в соборе. Это ли не постоять за себя? Хотя… ему ведь об этом знать необязательно, верно? Я еще не определилась, можно ему доверять или нет. И ночное происшествие не способствовало развитию теплого чувства.

— И где мы будем тренироваться, — интересно, что это значит?

— На полигоне вместе с оборотнями, — пожал он плечами.

— Да? И когда мы туда отправимся?

— Как только допьем кофе, спустимся в подземный город.

— Куда?

— В подземный город, — он говорил с явным чувством превосходства. — А ты думала, оборотни будут свободно разгуливать по земле, в то время, как их главные враги открыто всем заправляют? Мы и раньше с ними враждовали. Сейчас же грядет война, — ой, как зловеще это прозвучало!

В голове была мешанина из вопросов.

— Расскажи мне о расстановке сил на данный момент, — осторожно начала я.

— Ты ведь сама знаешь, что теперь вампиры не скрывают свое существование и открыто пьют кровь у людей, — я медленно кивнула. — Пару дней после падения стены в городе была настоящая резня, теперь все более или менее успокоилось. Серебряные вампиры утверждают, что владеют ситуацией, — Валентин усмехнулся, — однако красные творят все, что им вздумается. Их слишком много, чтобы с ними можно было справиться. Они не пытаются открыто смещать серебряных с вершины власти, но… кто-то убивает членов Совета.

— Я даже знаю, кто, — фыркнула я.

— Возможно, — кивнул Барский. — В связи с этим, существует вероятность того, что нам придется объединиться с серебряными вампирами против красных, — на его лице появилось брезгливое выражение. — По отдельности нам не справиться.

Я задумалась на минуту, переваривая информацию. Потом посмотрела на него, прищурившись.

— А почему ты борешься с вампирами? Ты ведь наполовину серебряный?

Валентин встал, собирая посуду.

— Не бери в голову. Ты ведь тоже жаждешь убить своего отца, — да, против этого не попрешь.

— Ладно, откуда будем спускаться?

Вместо ответа, Барский провел меня в гостиную, где открыл дверь в кладовку и зажег свет.

— Прямо отсюда.

Я удивленно открыла рот, глядя на исчезающую внизу лестницу.

Пока он запирал входную дверь и выключал электричество в доме, я сбегала за сумочкой. Как говорится, "omnia mea mecum porto" — "все мое ношу с собой". То есть, раз голова пуста, хоть сумочку захвачу. Мало ли что!

Спускаясь по лестнице, я обратила внимание, что все еще хожу в стоптанных сапогах.

— Эй, Барский! — окликнула я широкую спину. — А амуниция мне, как бойцу, полагается? А то с этой беготней все вещи растеряла.

Он рассмеялся низким грудным смехом, вызвав у меня предательские мурашки.

— После ознакомительной тренировки придумаем что-нибудь.

Лестница уходила довольно глубоко, но была хорошо освещена, а еще она была какая-то… древняя.

— Барский, — спросила я опять спину, — а город давно построен?

— Знаешь, Лара, наверное, тебе лучше этого не знать. Некоторые вещи вызывают у людей шок.

— Не беспокойся, — махнула я рукой, — я уже месяц, как в шоке.

— Город существует столько, сколько идет война вампиров с оборотнями.

— А сколько она идет? — врешь, не отвертишься!

— Дольше, чем я живу.

Этот новый поворот в нашем разговоре заставил меня глубоко задуматься.

— Барский, — спросила я насторожено, — а сколько ты живешь?

Он остановился и, повернувшись, посмотрел мне в глаза.

— Тебе сообщить год рождения или сразу посчитать, насколько я тебя старше?

— Год? — пискнула я неуверенно.

— Тысяча шестьсот шестьдесят второй, — медленно произнес он, потом любезно приподнял мне нижнюю челюсть и пошел дальше.