Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана Змея

— Прости… закружилась голова.

Выходит, день, к которому так долго готовился Джай, миновал несколько недель назад, а я до сих пор ничего не знаю! О Творец, сколько же времени я не виделась с ним?! Габи уже два месяца, я настоящее бездушное чудовище… Господь, но ведь ничего не случилось? С ним ничего не случилось?! Ведь Диего наверняка сказал бы мне, и Лей…

Я потрясенно оглянулась на нее. Верная служанка виновато опустила ресницы.

Все молчали!

Краем сознания я приметила, как заворочалась и захныкала в тележке Габи. Не слишком хорошо понимая, что делаю, я выхватила ее из белоснежных простынок и прижала к себе.

— Вельдана?.. — Лаура тронула меня за плечо.

— Лаура, я…

— Донна Адальяро, какая встреча! — вдруг произнес насмешливый женский голос, заставив меня вздрогнуть.

Этого еще не хватало!

Эстелла Ди Гальвез, лениво покручивая в руках кружевной зонтик, подошла ко мне почти вплотную.

— Что вам нужно? — я неосознанно шагнула назад и прикрыла ладонью головку Габи, словно защищая ее от скверны.

— Вам прекрасно известно, что мне нужно, — хохотнула она недобро и тут же сощурилась, приглядываясь к моему ребенку. — Но сейчас я просто хотела поздороваться. Какая милая крошка, это ваша дочь?

Эстелла Ди Гальвез бесцеремонно протянула длинную тонкую руку и попыталась коснуться Габи, но я резко отпрянула.

— Ступайте своей дорогой.

— Хм, серые глазки, какая прелесть, — словно не слыша меня, продолжала напирать Эстелла. — Девочка с такими глазами определенно будет иметь успех в Кастаделле, особенно если будет блондинкой, — наглая бестия оценивающе скользнула по мне взглядом. — Сенатор Адальяро наверняка счастливый отец, несмотря на то, что дочь совсем на него не похожа.

— Отойдите, или я велю своим рабам помочь вам в этом, — срывающимся от тревоги и гнева голосом процедила я.

— У меня и у самой есть рабы, не хуже ваших, — Эстелла надменно повела плечом и встряхнула черной гривой прямых волос. — Ну что ж, раз вы не рады моему обществу, не стану вас отвлекать. Всего доброго, донна Адальяро.

Одарив напоследок долгим взглядом малышку Габи, Эстелла развернулась и чинно, по-королевски прошествовала дальше.

— Лаура, прости, — прошептала я, облизнув пересохшие губы. — Пожалуй, продолжить прогулку не получится: Габи намочила пеленки.

— Разумеется, не волнуйся, милая. Ты слишком бледна, пожалуй, тебе и правда лучше вернуться домой.

Конечно, в этот миг я думала вовсе не о мокрых пеленках. Мне следовало как можно быстрее увидеть Джая.

— Выпад! Еще! Отражай! Локоть назад! Спину ровнее!

С губ сами собой срываются отрывистые команды, словно вовсе без моего участия, а я в это время думаю о том, как же сильно мне не хватает Зверя. Его умения не просто научить людей драться, в одиночку и в команде, а превратить процесс в азартную игру, чтобы среди синяков и ссадин на разбитых лицах светились улыбки.

Я смотрю на них и вижу другие лица, отмеченные печатью смерти. Лица бывших друзей, лица Золда и Кйоса, искаженные болью предательства и непонимания. Я стоял за бортиком Арены и смотрел, как они гибли один за другим, и сжимал от бессилия кулаки.

Кйос так мечтал победить… Он верил, что сможет стать тем счастливчиком, который доберется до конца и получит свободу — хотя бы так. И он добрался — почти…

— Вепрь, на выход! — прерывает цепь болезненных воспоминаний резкий окрик аркебузира.

Я стряхиваю с себя липкий морок и оборачиваюсь. Вдалеке, у бараков, вижу тонкую женскую фигурку, что так отличается от других женских фигур — обитательниц нашего звериного логова.

— Пошевеливайся, госпожа требует, — нетерпеливо поводит стволом аркебузы страж.

Я наспех привожу себя в порядок: обмываюсь прохладной водой из бочки, переодеваюсь в услужливо поданную рабыней чистую одежду. Не знаю, чего ждать от этой встречи, сердце колотится в сумасшедшем ритме халиссийских боевых барабанов. Вель не приходила уже слишком давно, и я устал ломать голову над тем, что сделал не так в прошлый раз. Страх того, что она попросту охладела ко мне и больше не желает меня видеть, разъедал душу ночь за ночью.

Завожу руки за спину и позволяю нацепить на себя тяжелые оковы. Иду к конторе, стараясь унять не в меру разбушевавшееся сердце, и несколько раз спотыкаюсь на пути, словно хмельной. Переступаю порог, встречаюсь с ней глазами…

— Освободите его.

Она произносит это с такой тихой, но нескрываемой злостью, что аркебузир за моей спиной отшатывается.

— Но, госпожа… не положено… господин сенатор…

Она делает шаг вперед и буравит его взглядом, от которого и мне становится не по себе.

— Немедленно. Или я вышвырну вас за порог сей же час, без выплаты содержания.

Аркебузир, помявшись, все-таки исполняет приказ и снимает с меня оковы. Я потираю неожиданно освобожденные запястья и слышу, как за спиной захлопывается дверь. Шумно сглатываю, не зная, что сказать. Взгляд жадно ощупывает ее лицо — бледное, но покрытое красноватыми пятнами негодования, растрепавшиеся волосы, высоко вздымающуюся грудь — непривычно большую, словно ее подменили чужой, округлые линии бедер, угадывающиеся под простым платьем без кринолинов… С удивлением замечаю, что ее пальцы, нервно сцепленные в замок, мелко трясутся.

— Джай, — кажется, слова даются ей с трудом. — Скажи мне… Что произошло?

Мои брови сползаются к переносице.

— Что ты имеешь в виду, Вель?

— Я узнала… святые угодники, только сегодня узнала, что была эта… бойня… Ты ведь к ней готовился, хотел поднять восстание… Ничего не получилось?! Или… я не могу понять… Почему ты ничего мне не сказал?..

Она выламывает пальцы, не замечая того, а руки начинают трястись так, что мне становится за нее страшно. Медленно подхожу ближе и беру ее ладони в свои. Сжимаю — крепко, но не слишком, чтобы не причинить боли.

— Восстания не было. Мы были не готовы.

— Но… но… святые угодники, вас стало меньше, ведь так?

Я вздыхаю и объясняю правила о пресловутой пятой части. Похоже, Вель в самом деле ничего не знала.

— Святой Творец… — она судорожно сглатывает и смотрит на меня расширенными от ужаса глазами. — Погибли люди?!

— Погибли, Вель. Таковы правила. Такие бойни проводятся редко, но все же… Кому-то из господ они нужны, чтобы избавиться от излишка рабов за хорошие деньги. А те, кто желает приберечь своих бойцов для других боев — не имеет на это права. Все игроки должны быть в равных условиях.

— Ты так говоришь, будто… будто…

— Вель, — я чуть сильнее сжимаю ее холодные кисти. — Я потерял около двух десятков своих людей. А еще — бессчетное множество тех, кто когда-то был с нами и надеялся на меня…

Я видел татуировки в виде разорванной цепи на мертвых руках. Это видение будет преследовать меня до конца жизни. Непрошеные слезы подкатывают к углам глаз, но я усилием воли загоняю их обратно.

— Кто… кто победил? — она вновь поднимает глаза, не замечая того, что качает головой из стороны в сторону, словно желая отогнать страшное осознание.

Я горько усмехаюсь, вспоминая.

— Один безумный парень. Кажется, опять из людей Вильхельмо.

— Его… отпустили?

— Нет. Убив последнего раба, он сам окончательно повредился рассудком. Изрубил в мясо помощника распорядителя, кинулся на самого распорядителя… Его пристрелили из аркебузы, как бешеного пса.

— Но почему… почему… почему ты не сделал того, что задумал? — Вель высвобождает руки из моей хватки и сминает на моей груди рубашку. — Ты же говорил, что они все… что все получат свободу?

— Мы были не готовы, — повторяю я, как безмозглый осел, и отвожу взгляд в сторону. — Слишком рано.

— Погибли люди, — всхлипывает она, пряча лицо у меня на груди. — Я ничего не знала.

— Ты бы ничего не смогла сделать, Вель, — говорю я со вздохом и успокаивающе кладу ладонь на ее затылок. Невольно вдыхаю свежий аромат волос и запах топленого молока, окружающий ее легким облаком. — Не ты это начала, не ты установила правила, не тебе и брать на себя вину.