Хозяйка заброшенного поместья - Наталья Шнейдер

Старые дома полны разнообразных звуков: «дышат» деревянные перекрытия, то напитываясь влагой, то высыхая, двигаются вслед за промерзающей и оттаивающей землей стены. Поэтому скрип половиц не встревожил меня. Но он раздавался снова и снова, словно неторопливые шаги. А вот это уже, кажется, дверные петли.

Нянька бродит среди ночи, проверяет, все ли в порядке?

— Марья! — окликнула я, ожидая услышать: «Спи, касаточка, бессонница у старухи».

Но скрип затих.

10.1

Какое-то время стояла тишина, а потом половицы заскрипели снова. Я вылетела из постели как была, в сорочке и босиком, подхватив кочергу, отворила дверь комнаты. Та раскрылась неслышно, точно понимая, что лишний шум мне не нужен.

И одновременно с моей распахнулась дверь отцовского кабинета, выпуская мужскую фигуру.

Пьяница вернулся и бродит по дому? Но Петр был невысоким, коренастым и, даже сняв тулуп, не стал бы таким щуплым, как тень, развернувшаяся ко мне. Человек вздрогнул, а я едва не завопила: вместо лица был темный провал. Судорожно выдохнула. Платок. Закрыл лицо, как я вечером, только платок черный, а не белый.

Человек побежал по галерее к выходу. В свете луны, щедро льющемся в окна, было видно, что одет ночной гость как «барин» — в длинное приталенное пальто. Открылась дверь, ледяной воздух засквозил по полу, окончательно убедив меня, что тень в галерее — не привидение. Поняв, что догнать его не успею, я швырнула кочергой. Бросок вышел неловким, кочерга, загрохотала об пол, рассыпая искры. Но все же незваный гость охнул. От страха, что ли?

Я ругнулась, обозвав то ли себя, то ли Настеньку косорукой. Хлопнула дверь, заскрипели неровные шаги по снегу. Я дернулась к выходу, остановилась: не босиком же бежать? Да и не факт, что воришка, или кто он там, действительно удрал, а не притаился у двери, чтобы стукнуть меня чем-нибудь тяжелым по голове. Так что я ограничилась тем, что подкралась к двери… и обнаружила, что засова на ней нет. Вообще никаких замков нет, как это я днем внимания не обратила?

— Ты чего шумишь, касаточка? — раздался из кухни сонный голос няньки.

— Тут кто-то был, — ответила я. — Надо завтра же засовы везде прикрутить.

Но Марья только рассмеялась.

— Так это домовой бродит, проверяет, все ли в порядке. Спи, касаточка.

Домовой, значит. В цивильном костюме. Надо прямо с утра съездить в полицию и…

И первый вопрос, который мне задаст местный полицейский, — есть ли в доме что ценное. А я сама не знаю! Да и потом, вряд ли у местных господ есть привычка лазить по ночам к соседям. Хорошо, если просто решат, что барынька с жиру бесится.

Тоскливо помянув всех родичей «домового» и их извращенные развлечения, я подняла кочергу.

Стоп, а с чего искры-то летели, если пол деревянный? Опять магия? Я помахала кочергой так и этак. Просто издевательство какое-то! Так ничего и не добившись, я просунула чугунину в дверную ручку, хоть так запрусь. Бегом вернулась в спальню, юркнула под одеяло, только сейчас поняв, как закоченела в галерее. Думала, что буду трястись и прислушиваться весь остаток ночи, но, вопреки собственным ожиданиям, уснула почти сразу же.

Здоровенный трактор, рыча, ехал прямо на меня. А я лежала связанная поперек дороги, совсем как в кино, и все, что могла, — только ждать конца. Вот колеса наехали мне на грудь, придавливая, я заорала.

Подскочила на кровати, тяжело дыша. Опять домовой шалит? Я слышала, он может придавить не понравившегося гостя. За окном серело небо. Пожалуй, можно уже и вставать, выспалась, спасибо. Я откинула одеяло — в воздух взлетел клочок черного пуха.

Так… это не кошмар. Точнее, не совсем кошмар. Ни разу не слышала, чтобы с домового летел пух. Я свесилась с края кровати, заглядывая под нее. В полутьме блеснули янтарные глаза.

— Кис-кис-кис! — Я поскребла пальцами по полу.

Из-под кровати выбрался черный пушистый котяра. Глянул на меня янтарными глазищами, всем видом выражая неодобрение, чего, мол, обманываешь? Вежливо обнюхал мои пальцы. Я почесала его за ухом, и кот громко заурчал.

Вот, значит, что это был за трактор. Наверняка котяра взгромоздился на меня, а когда я проснулась и заорала, спрятался под кровать.

Но откуда он взялся в запертой комнате?

А может, и не брался ниоткуда. Может, он здесь и был, днем забрался куда-нибудь в угол за сундук и спал себе спокойно, как это водится за котами. А сейчас вот вылез. Странно, правда, что я не видела лотка… Я засмеялась сама над собой. Когда это в деревне коты ходили в лотки? Хотя и уличным он не выглядел: холеный, как с выставки, шерстинка к шерстинке, морда поперек себя шире.

— Ты чего мышей не ловишь? — спросила его я, продолжая наглаживать.

Он возмущенно на меня посмотрел, прошел к двери и снова выразительно глянул. Пришлось всовывать ноги в валенки и открывать ему дверь. Закутавшись в шаль, я вышла в галерею, котяра шествовал рядом, гордо распушив хвост.

— Как же тебя назвать? — сказала я. «Пушок» и прочие «барсики» явно не подходили к его широкой самодовольной физиономии. — Бегемотом?

Кот оглянулся, возмущенно чихнул.

— Не нравится? А Мотей будешь? Матвеем?

Он заурчал и снова пошел чуть впереди меня.

— Ну вот и договорились.

— Ты с кем там разговариваешь, касаточка? — Марья распахнула дверь кухни. Она уже оделась — сумела справиться с одной рукой.

— Да вот. — Я указала взглядом на кота, который продолжал дефилировать по галерее. — Чего ты мне не сказала, что у нас такой красавец живет?

— А это не наш. В первый раз вижу, приблудился откуда-то.

Я задумалась. В прежней своей жизни я бы сфотографировала кота и развесила по всему кварталу объявления в поисках хозяев. А здесь что делать?

— Думаешь, у деревенских сбежал?

— Да бог его знает. Там же что псы, что коты по округе без пригляда бегают. Один пропадет, полдюжины других останется.

— Значит, захочет — вернется к своим, а не захочет — пусть живет, — решила я.

Мотя, точно понимая, что разговор идет о нем, оглянулся. Подошел к двери кладовки и уставился на нее, гипнотизируя. Я рассмеялась.

— Открывай, Марья, охотничьи владенья.

10.2

— Как он в дом-то попал? — проворчала нянька, идя за ключами. — Не помню, чтобы я его пускала.