Держитесь, маги, вас нашли! (СИ) - Елисеева Валентина

Ознакомительный фрагмент

За всеми мыслями долгий путь пролетел незаметно, и девушка выбежала в узкую лощину между двух невысоких сопок. Здесь, в расщелине на высоте пяти метров от земли, было логово дикой кошки, которая столь неосмотрительно напала ночью на Ислу.

Девушка осторожно обошла всю местность вокруг логова, рассматривая все следы, и убедилась в том, что ее предыдущие выводы были верны: крупных следов самца дикой кошки тут не было и в помине, а следовательно – детеныши-котята, которые обычно появлялись на свет в середине осени, теперь брошены на произвол судьбы и точно зиму не переживут. Ясно, почему кошка-мать вышла на охоту сама и нападала так яростно: ей надо было прокормить потомство. Видно, самец погиб еще раньше, так как дикие кошки обычно воспитывали детенышей совместно (во всяком случае, так было в окрестностях Города, но убитая вчера Ислой кошка ничем не отличалась от известного ей вида).

В глубокой норе, куда на коленках вползла Исла, было прохладно и сильно пахло кошками. Тишина стояла абсолютная. Если бы не полная уверенность в том, что здесь должны прятаться котята, охотница никогда бы не усомнилась, что нора пуста. Дав глазам привыкнуть к темноте, так что они стали различать контуры стен и пола, Исла медленно двинулась вперед, ощупывая все закутки. Ага, зашипели мелкие, глазки в темноте сверкнули. Ну, идите ко мне, тетенька вас не обидит, она не со зла вашу мать загубила, там вопрос стоял: или я, или она.

Спустя еще пару минут Исла с заметно потяжелевшей, шевелящейся и рычащей сумкой двинулась к дому.

Проскочив через заднюю дверь в жарко натопленную избу, Исла наткнулась на привычно невозмутимого Ариана.

– Коробку большую и тулуп старый в курятник принеси, – скомандовала Исла.

К стене дома примыкал добротный небольшой бревенчатый курятник, одна стена которого всегда была теплой, так как именно у этой стены в доме топилась печь. Так делали часто, чтобы куры в теплом помещении хорошо неслись и в зимнее время года. Хранимые Ислы кур заводить тут, естественно, не планировали, так что курятник пустовал, а вот теперь пригодился: в нем девушка поселила двух котят дикой кошки. Котятам было месяца два, их уже сырым мясом подкармливать можно, но выпустить их назад в дикую природу можно будет только весной, и предварительно обучив их охотиться в этой самой дикой природе. Случись такое происшествие в родных горах, Исла постаралась бы аккуратненько подложить котят в чужое логово, но тут она не знала, где найти других кошек, так что приходилось растить сироток самой, что тоже частенько приходилось делать, если котят-подселенцев изгоняли из «приемной семьи». Жители долины внимательно следили за тем, чтобы не сокращать бездумно популяцию живности, ведь в изолированную от мира долину новую дичь завезти просто неоткуда. Да и жаль этих милых рыжих котяток, на шкурке которых даже темные пятна еще не проступили.

Исла легонько погладила шелковистую шерстку злобно огрызающегося котенка. Интересно, рыжие кудряшки мага такие же мягкие? А приручить его можно или он, как дикая кошка, не приручаем? Исла вспомнила о своем намерении провести эксперимент и пошла искать хранимых.

Первым ей опять попался на глаза Ариан: он методично протирал на кухне кружки и ложки и раскладывал их по местам. Широкоплечий высокий мужчина двигался в этой тесной кухоньке легко и изящно, как танцор.

– Посмотри на меня, – попросила Исла, и на нее равнодушно взглянули большие темно-зеленые глаза.

Исла впервые скользнула в сознание этого хранимого Старшей и по ней прошла ледяная дрожь безотчетного ужаса: тут не было пульсирующих разноцветных сгустков воспоминаний, только серая однородная муть по обе стороны какой-то серо-пыльной тропы. Ни единого дуновения ветерка, ни тени сопротивления непрошенному вторжению. Исла осторожно пошла вперед. Цвет тропы воспоминаний не менялся от месяца к месяцу, пока тропа неожиданно не оборвалась нагромождением каких-то разнокалиберных обломков. Будто обрушили серую каменную стену и не стали убирать рассыпанные осколки и прочий мусор, заваливший проход. От этого завала шел слабый фон тоски, равнодушия и безнадежности, и ледяная дрожь еще раз прошла по Исле. Она вернулась в начало тропы и неуверенно прошептала:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Налей воды и выпей.

Серая муть чуть подернулась рябью и успокоилась, не изменив своего цвета. Рывком вынырнув из сознания мужчины, Исла стала следить за его действиями.

Под ее внимательным взглядом Ариан налил воды из кувшина, выпил и продолжил вытирать посуду, расставляя ее по полкам. Исла поежилась. Странно как: никаких заслонов, даже ветерка нет! И что это были за обломки там в конце? Сломанные заслоны?

– Ты когда стал хранимым аро-леры? – сдавленным шепотом прохрипела Исла. Неужели ее родная тетя, которую все в долине считали справедливой, хоть и жесткой, правительницей, могла так поступить с этим молодым мужчиной? За что она его так?!

– Шесть месяцев назад, – с тем же полнейшим равнодушием ответил Ариан.

– А почему тебя отдали ей?

– Так решила моя прежняя хранительница – Мойра Дохран.

А вот теперь ситуация стала проясняться. Исла не раз слышала о том, что Мойра и Норна наслаждаются, используя свой дар на людях. Когда Исла сама занималась с Мойрой, ее порой мутило от того явного удовольствия, с которым первая наследница рассказывала, как следует правильно и быстро ломать заслоны в сознании людей. Люди, которых «сломали», чью волю полностью подавили, чью личность разрушили, становились вот такими послушными рабами своих хранительниц. И чаще всего такими их делала Мойра. Исла заговаривала об этом с Сариной, когда подросла и осознала смысл слова «насилие», но аро-лера лишь отмахнулась: «Наследниц Дара слишком мало, Исла. В одиночку я не удержу власть над самовольными, дикими мужчинами, которые продолжают рождаться в долине. Я не Мойру планирую поставить на место аро-леры, но если ты не разовьешь свой дар, то другого выбора у меня может и не быть, понимаешь, Исла?»

Исла понимала, и груз ответственности за чужие жизни все сильнее давил на ее плечи.

– А о чем ты мечтал до того, как стал хранимым Мойры? Помнишь? – продолжила тоскливо выспрашивать Исла.

– Я ошибочно полагал, что мужчина может сам выбирать свой жизненный путь, что он не должен безусловно подчиняться женщине, – безучастно ответил Ариан. Он закончил расставлять посуду и принялся подметать пол.

Шварк, шварк... Небольшое количество мусора ровной горкой ложилось у порога. В воздухе засеребрились редкие пылинки – серые, как память Ариана... В разуме которого уже нет заслонов, которые можно было бы сломать...

Исла сглотнула и понеслась искать Солонира. После знакомства с сознанием Ариана ее знобило и очень хотелось нырнуть во что-то теплое и живое.

Солонир сидел в большой центральной комнате, которая играла у них роль гостиной. (Еще в избушке было две спальни: в одной ночевали хранимые, а в другой – Исла, если оставалась на ночь в доме). Отчим штопал рубаху, аккуратно кладя стежок за стежком. При виде своей хранительницы он широко улыбнулся:

– Опять котят притащила? Неужели хочешь до весны здесь остаться?

– Не знаю. Может быть. Если что – с собой возьмем, они и через месяц больше десяти килограмм весить не будут, лодка выдержит. Солонир, можно я на тебе чуть-чуть потренируюсь?

Седой мужчина усмехнулся и кивнул.

– Только что-то важное из памяти не сотри, – предупредил он, – потом расскажешь, что убрала, чтоб я попытками вспомнить не мучился.

– Видишь ли, – протянула Исла, – я хочу немного в другом потренироваться...

Солонир пожал плечами:

– Тренируйся. Ты же наследница, да еще и самая одаренная из всех, тебе нельзя не тренироваться. Я понимаю. Только расскажи потом, что изменила, а то не по себе, когда что-то о себе самом не знаешь. Я хоть и стар, но до склероза мне еще далеко. – Мужчина весело, игриво подмигнул падчерице.

Нахлынувшее чувство вины Исла подавила усилием воли. Она ведь спросила разрешения, а то, что она хочет внушить Солониру, только на пользу ему пойдет. Второй муж ее матери тереть не мог лестерок – таких маленьких, пупырчатых склизких земноводных, с большими головами, торчащими жабрами и тонким хвостом. Он считал их крайне противными тварями, причем и в сушеном виде они ему почему-то казались столь же неприглядными, как и в живом. Когда они отправились в плавание по морю, то больше всего не умеющий плавать Солонир переживал не о том, что с ним будет, если парусник перевернется, а о том, что если плавание затянется, то из всех съестных припасов только сушеные лестерки и останутся.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить полную версию книги