Черное солнце - Карина Халле

А машина продолжает исчезать в ночи.

Я не знаю, что делать.

Из-за моей способности сосредотачиваться и ясно мыслить я всегда думала, что буду хороша в кризисной ситуации. Я представляла, как кто-то нападает на меня ночью, и прикидывала, как бы я с ним боролась. Я представляла себе, как разбивается самолет, как я буду выбираться, кого попытаюсь спасти. Я представляла мощное землетрясение, обрушившееся на район залива, что бы я сделала, какие шаги предприняла, чтобы выжить.

Но теперь, когда я нахожусь в настоящем кризисе, меня похищают на заднем сиденье Убера, везут к черту на куличках, я вообще не могу думать.

У меня нет никакого плана побега, ничего.

Что нужно делать? Я продолжаю проверять свой телефон, продолжаю нажимать на кнопку экстренного вызова, но ничего не происходит. Должна ли я вести переговоры? Умолять сохранить мне жизнь? Заставить его увидеть во мне человека, чтобы у него было меньше шансов изнасиловать и убить меня?

Все, что я знаю, это то, что когда у меня будет шанс дать отпор, я его дам.

А вообще…

Я смотрю ему в затылок.

Можно попытаться взять его в удушающий захват, или засунуть пальцы в глазницы, или что-то в этом роде, дернуть за волосы, сделать все, что угодно, чтобы он потерял контроль над машиной, и мы бы разбились. Может быть, дверь откроется, может быть, ему будет больно, чтобы я смогла освободиться.

Я должна что-то сделать.

Делаю глубокий вдох, осторожно протягиваю руку, чтобы как можно тише расстегнуть ремень безопасности, и вздрагиваю, когда слышу щелчок.

Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу, что мужчина настороженно смотрит на меня.

Нет времени.

Я прыгаю вперед, втискиваясь всем телом между двумя передними сиденьями, отчаянно пытаясь вырвать у него волосы, вцепиться когтями ему в глаза, кричу без остановки, паника вырывается из моих легких, заполняя машину.

Он вскрикивает, мои пальцы приближаются к его глазам, ощущая кожу под ногтями.

Затем он берет свой локоть и замахивается им мне в лицо, пока тот не ударяется о мою щеку взрывом звезд и боли.

Я отброшена на спинку сиденья, сгорбилась, не в силах… не в силах …

Все расплывается, боль распространяется от щеки, просачивается в вены, пока агония не становится всем, что я чувствую. Кровь стекает из носа на сиденье.

— Гребаная психичка, — бормочет водитель себе под нос. — Просто сумасшедшая.

Я почти смеюсь, но мне больно. Я сумасшедшая?

Боже, но, ладно, может так оно и есть.

Может быть, ничего из этого на самом деле не происходит, плод воображения.

Но как бы мне ни хотелось, чтобы это оказалось сном, я знаю, что это реально, так же как реальна боль.

Я умру здесь.

Не знаю, как долго лежу на заднем сиденье, закрыв лицо волосами, чувствуя, что кожа вот-вот поглотит меня целиком.

Но в конце концов машина замедляет ход, затем останавливается, как я и предполагала.

Каждая поездка должна заканчиваться.

Даже моя.

— Подожди здесь, — говорит мужчина, выключая зажигание, как будто у меня есть выбор.

Я снова чуть не смеюсь, набираясь сил ровно настолько, чтобы приподняться и посмотреть. Он выходит из машины, запирает дверь, а затем широкими шагами направляется в туман. Я не знаю, где мы находимся, может быть, на каменоломне. Я едва могу разглядеть лес по обе стороны от машины, но перед нами широкое открытое пространство, покрытое быстро движущимся туманом.

Мужчина продолжает идти вперед, в туман, и останавливается спиной ко мне.

Затем из тумана появляется тень, высокий мужчина в длинном пальто.

Они вдвоем разговаривают, освещенные фарами машины.

Высокий мужчина продолжает смотреть в мою сторону, и тогда я точно знаю, что это тот самый мужчина, которого я видела под уличным фонарем в Аппер-Хейте.

Мой преследователь.

Но когда он начинает шагать ко мне, его пальто развевается за ним, а за ним следует водитель, вот тогда я осознаю правду.

И правда ощущается как ужас.

В колеблющемся свете фар его лицо становится четким.

Лицо, от которого однажды у меня перехватило дыхание, которое заставило меня следовать за ним, как гончую по следу.

Мой преследователь — мужчина в сексуальном костюме.

Они — одно и то же.

Как я могла быть такой глупой?

Как мог один человек вызывать у меня такие разные чувства: страх и ужас в одной его версии и желание и похоть в другой?

Хотя сейчас это на самом деле не имеет значения.

Похоть и желание исчезли.

Все, что я чувствую — это страх.

Он идет к машине, все время не сводя с меня глаз, как будто отчетливо видит меня, его шаги элегантны и мощны, как у пантеры. Грациозная походка перед тем, как наброситься.

Я заперта на заднем сиденье машины, избитая, водитель предлагает меня ему, как только что пойманную добычу.

А будет момент, когда я отгрызу себе ногу, чтобы спастись?

Он останавливается у заднего окна, наклоняясь вперед, уперев руки в бедра, и всматривается в меня.

Его взгляд встречается с моим, и я не думаю, что смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Выражение его лица с каждым мгновением мрачнеет, его ярко-голубые глаза становятся холодными, темные изогнутые брови сходятся в жесткую линию.

Внезапно он открывает дверь, как будто она все это время была не заперта, и каждая частичка меня хочет отпрыгнуть назад, но я не могу пошевелиться, мои конечности застыли на месте, как будто нервы не общаются с мозгом.

Он наполовину залазит внутрь, чтобы посмотреть на меня, и чем ближе он двигается, на его лице отражается раздражение, тем труднее мне дышать, как будто мои легкие тоже перестали работать.

Он хмурится, глядя мне в лицо, на мгновение встречается со мной взглядом с выражением, которое я не могу прочесть, затем выскакивает из машины.

— Безобразие, — говорит он водителю, впиваясь в него взглядом. — Я сказал не прикасаться к ней.

От его голоса у меня по телу пробегают мурашки — низкий, насыщенный баритон с элегантными нотками и легким британским акцентом, который проникает в меня, как глоток крепкого алкоголя. Совершенно не в ладах с остальной частью меня, которая находится под кайфом от адреналина и пытается бороться с постоянным страхом.

— Я не специально, — бормочет водитель. — Она пыталась напасть на меня, разбить машину. Смотрите, — он указывает на свой глаз.

— Там ничего нет, — спокойно говорит сталкер. — Что-нибудь еще пошло не так?

— Нет, сэр.

— Нет, сэр? Ох, Эзра, ты снова обретаешь свои манеры. Почему я решил, что могу послать мальчика выполнять