Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана Змея

— Вам лучше уйти отсюда, госпожа, — процедил сквозь зубы Хорхе. — Эти скоты будут наказаны за дерзость.

— Не смейте! — слабо возразила я, чувствуя легкое головокружение. — Не смейте бить моих рабов! Это вас не касается. Проводите меня к Джаю.

Ленивая утренняя дремота заканчивается довольно неожиданно: появлением живодера Хорхе. Давненько мы с ним не видались! Он без стука переступает порог моей конуры и щурится, привыкая к полумраку. Сонливость рассеивается в одно мгновение.

— Меня продают? — выдаю я первое, что приходит в голову.

Иначе какого дьявола здесь делает управляющий поместьем? Валяясь на койке после ранения, я едва ли успел провиниться настолько, чтобы меня тащили к позорному столбу и секли плетьми.

Хорхе насмешливо хмыкает и ощупывает меня маслянистым взглядом, дольше всего задерживаясь на тугой повязке, покрывающей ребра.

— Продавали бы — купил бы тебя сам. И устроил бы себе знатную забаву. Но нет, я здесь не за этим.

С лица Хорхе не сходит глумливая ухмылка, пока он внимательно осматривает комнату. Проводит рукой по пустым верхним лежанкам, ощупывает тюфяк подо мной и на соседней, никем не занятой, постели, шарит ногой под кроватями, рассматривает плошки и чашки на столе, распахивает ставни и выглядывает за окно.

— Зачем же? Неужели подселиться хочешь?

— Гляди, как бы однажды ты не подселился в мои подземелья, где я укорочу твой длинный язык, раб.

Закончив неясный мне осмотр, он подходит ближе, широко расставляет ноги, будто собирается на меня помочиться, и пристально смотрит сверху вниз. Терновые глаза сужаются до едва различимых щелочек.

— Сейчас сюда зайдет донна Адальяро.

О! Сердце внезапно сбивается с ритма, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не выдать волнение. Вель здесь! И совсем скоро я ее увижу…

- Уж не знаю, что она собирается с тобой делать, — монотонно продолжает Хорхе, — но господин передал строгие указания. Первое: не распускать язык. Никаких смертей здесь у вас не было, все тихо-мирно. И твои похотливые жеребцы здесь не бьют друг другу морды, а занимаются исключительно тем, что собирают цветочки и ловят разноцветных бабочек, уяснил?

— Уяснил. Только цветочков и бабочек здесь нет.

— Я уже говорил, что укорочу твой язык? Еще слово, и сам у меня станешь бабочкой, когда я вырву твои ребра наружу.

Благоразумно молчу и изображаю из себя саму невинность.

— Второе. Госпожу не волновать. Если я замечу, что она вышла отсюда с учащенным дыханием, а ее щеки порозовели — или, наоборот, стали бледнее, чем обычно, — тебя угостят плетью. Третье: не вздумай с ней спорить. Отвечаешь лишь то, что она желает слышать, и всегда соглашаешься с ней. Понял, мерзавец?

Мои брови от изумления уже потерялись где-то на макушке, но я заставляю себя послушно кивнуть.

— И последнее. Убереги тебя дьявол прикасаться к госпоже. Иначе я найду способ укоротить тебе не только язык, но и пальцы. А теперь наслаждайся жизнью, раб. Пока она у тебя есть.

Странный монолог Хорхе оставляет мерзкое впечатление. Но когда на пороге появляется Вель в сопровождении аркебузира, мне кажется, что в комнате взошло солнце. Аркебузир, пыхтя от натуги, взгромождает на клочок пустующего пространства между койками ее любимое кресло и, низко поклонившись, уходит.

— Вель, — губы расплываются в глупой улыбке. — Ты все-таки пришла.

— Пришла, — кивает она, и уголки ее рта едва заметно подрагивают. Она подтягивает кресло ближе к кровати и неторопливо усаживается — словно королева на трон. — Как ты себя чувствуешь?

— Счастливым. А ты? Мне говорили, что тебя уложило в постель недомогание.

Кончики пушистых ресниц слегка вздрагивают, и она отводит глаза.

— Ты заставил меня поволноваться. Но теперь все хорошо.

В эту минуту мне хочется ей поклясться, что я больше никогда в жизни не стану причиной ее волнений, но вовремя осекаюсь.

Это будет заведомой ложью, а я не хочу лгать. Зато если скажу чуть иначе, то против правды не погрешу.

— Признаю, я был излишне самонадеян. Больше такого не повторится. Отныне я не стану выходить на поединок, если ты будешь возражать.

Тень улыбки на губах Вель становится чуть заметней. Более того: она слегка наклоняется и касается рукой моей ладони. Не задумываясь, нежно переплетаю ее пальцы со своими. Почему-то именно в этот момент становится очень стыдно за то, что я позволил себя ранить у нее на глазах. А участие в том поединке теперь и в самом деле кажется не более чем мальчишеской выходкой.

— Я… пока больше не буду ездить на Арену, — тихо произносит она, и ее ясный взгляд проникает мне в душу. — Эти… зрелища и впрямь не для меня.

При этих словах я невольно цепенею, но стараюсь не выдать липкого страха, поползшего по спине. Ведь если она будет избегать игр на Арене, это значит, что и поединки для нас закончены? Рабы не могут появляться там в отсутствие хозяев…

Вель, однако, чутко улавливает перемену в моем лице и сильнее сжимает пальцы.

— Не беспокойся. С вами будет Диего. И он обещал, что станет прислушиваться к твоим рекомендациям. Если желаешь выставить кого-то на завтрашний бой, тебе достаточно сказать об этом.

— Хорошо, моя госпожа, — выдыхаю с облегчением, разглядывая ее лицо. — Я буду крайне внимателен при отборе.

— Ты… здесь все время один? Или тебя кто-нибудь навещает?

— Лей приходит. Гидо был вчера. Говорят, Аро заглядывал, но в то время я спал. Но чаще всего заходит Изен.

— За тобой хорошо ухаживают?

— Все в порядке, Вель, правда. Изен очень заботлива.

— Изен… — произносит она и задумчиво опускает ресницы. — Знаешь… Наверное, я совершила ошибку.

Я вновь напрягаюсь. Когда Вель в таком настроении, нельзя знать наверняка, что у нее на уме.

— Ты жалеешь, что нашла ее?

Она проводит кончиком языка по губам, и мне хочется прижаться к ним ртом. Всосать жадно, слегка прикусить и оттянуть зубами нижнюю губу, пощекотать языком влажное нёбо.

— Я… не знаю, Джай. Все слишком запутанно. Жало счастлив, и его жена, но теперь другие тоже хотят, чтобы я нашла их жен, сестер, дочерей… А чем они хуже? С ними тоже поступили несправедливо. Эти люди, они… не должны быть в рабстве. Что мне делать, Джай?

Она смотрит на меня с надеждой, как будто я знаю ответ. Признаюсь, мои мысли были куда прозаичнее. Я не знал, как подступиться к Вель с разговором о том, что парням нужны шлюхи, хотя бы раз в неделю, а ее терзания уходят куда глубже. Она хочет вернуть им семьи… А что делать остальным? Которые никогда не имели семьи, но тоже хотят женщину?

— Вель, я… как раз хотел поговорить с тобой об этом. Здесь теперь слишком много мужчин и почти нет женщин. И поэтому становится… неспокойно.

— Мне тоже приходило это в голову, — Вель виновато опускает взгляд и проводит пальцем по моей кисти. — В божьей книге сказано, что нехорошо человеку быть одному. Но как мне разыскать их родных? Для них всех? В целой стране… Зная лишь имя… Это как искать песчинку на всем морском побережье!

— Вель, — вкрадчиво шепчу я и подношу ее руку к губам. — Все это очень великодушно с твоей стороны… Давай поступим так. Сейчас мне все равно нечего делать, поэтому я займусь тем, что составлю список тех, кого парни хотят разыскать. Ты передашь этот список Кайро, и он займется поисками. Но, — облизываю губы, подыскивая слова, способные убедить моего невинного ангелочка в необходимости попрать церковные запреты. — Вель, ты и сама понимаешь, что всех найти не удастся. И не у всех есть жены и подруги… Да и поиски займут немало времени. А успокоить парней надо прямо сейчас.

— И… как же их успокоить? — Вель широко распахивает глаза, которые сейчас кажутся прозрачно-голубыми.

Набираю в грудь воздуха, не обращая внимание на боль в ране, и решаюсь:

— Пусть Лей сходит в бордель и наймет там… женщин, которые способны утешить страждущих мужчин. Прямо здесь.

— Ты говоришь о шлюхах? — ужасается Вель, и глаза ее темнеют, как грозовое небо.