Гарвардский баг (СИ) - Вольная Мира

— Те сообщения от неизвестной? — спросила, напрягая память.

— Да, — кивнул Гор. — Мирошкин и те подростки, даже Екатерина Николаевна — все она. Света общалась с мамой Дыма, вытащила из нее все про вас, про то твое кольцо, про твои любимые булочки, про Деда. Валентин просто помогал.

— Зачем он тогда приходил на собеседование? — нахмурилась я.

— Черт его знает, — безразлично и устало пожал плечами Игорь. — Может, хотел быть ближе к сестре, может они думали, что вдвоем портить тебе жизнь будет проще, может, просто посмотреть. Об этом мы тоже вряд ли узнаем.

— А деньги? — задала я, скорее всего, последний вопрос на эту тему. Я больше не хотела говорить и думать о семействе Красногорских, я больше ничего не хотела о них знать. Столько… столько грязи, боли и яда даже для меня явный перебор.

— Света неплохо играла на бирже, — объяснил Игорь, — писала всякое, потом толкала на темной стороне. Обучение на медсестру было только для галочки, не более. А кодинг — то, чем она, действительно, жила, копируя в этом Дыма. Она вообще во многом его копировала. Помешалась на нем после того, как Дима вступился за нее перед одноклассниками.

— Дым не рассказывал, — отрешенно покачала я головой.

— Скорее всего потому что даже не запомнил, — сжал мои плечи Игорь. — Слав, у нее больная психика, Дима мог просто посмотреть на нее однажды, и она бы все равно помешалась. Или не Дима, кто-то другой… И кого-то другого Красногорская бы ненавидела точно так же, как тебя. Забудь о ней, — заглянул Ястреб мне в глаза, — забудь вообще о Красногорских. Валентина больше нет, Света сядет пожизненно либо в тюрьму, либо в психушку. Все закончилось.

— Снова командуешь? — вскинула я бровь, напуская на себя грозный вид, стараясь за этой бравадой скрыть хаос в башке.

— А куда деваться, если за тобой толпа психов гоняется? — хмыкнул Игорь.

— Жалеешь? — склонила я голову набок, всматриваясь в ртутные глаза.

— Ни на одно мгновение, — улыбнулся он ласково, заставляя и меня улыбаться, а в грудной клетке ворочаться что-то огромное и теплое. — Я люблю тебя.

— Вот и хорошо, — кивнула серьезно. — Вот и люби, — и поцеловала колючий подбородок, а потом губы, а потом снова утащила его на пол.

А через два часа мы шли к Федору Александровичу я — смотреть в хитрющие глаза полковника в отставке, Ястреб — официально меня представлять. И шагая рядом с Игорем, держа его под руку, глядя на реку и снова тающий в ней снег, я пообещала себе, что о Красногорских, о Сухорукове, обо всем, что произошло вспоминать больше не буду, не буду пугаться, не буду трястись и вскакивать по ночам, что буду доверять Ястребу, приучу себя силой к этому доверию, поверю, что снова безопасно. И обязательно вспомню, какие конфеты любил Дым.

Эпилог

Станислава Воронова

Новое знакомство с Федором Александровичем вышло фееричным. Бывший военный смотрел на внука так, что ежилась невольно даже я. Потом отвел в сторонку поговорить, а вернул через полчаса каким-то очень задумчивым и серьезным и странно на меня поглядывающим.

Я решила, что спрашивать ни о чем не буду — я ведь учусь ему доверять, а значит… Значит надо начинать с малого и не откладывать.

У Федора Александровича мы проторчали в тот день до самого вечера, в самом доме пробыли следующие три недели и в Москву вернулись только ближе к окончанию праздников.

Гора ничего не делать пришлось поначалу практически заставлять. Он рвался то кодить, то с кем-то созваниваться, то «я-просто-быстро-проверю», но через полторы недели втянулся в лениво-неспешный образ жизни и даже начал кайфовать. Мы много гуляли, частенько зависали у Федора Александровича, занимались любовью и просто наслаждались друг другом.

Новый год встречали вчетвером: я, Гор, Федор Александрович и мама на видео звонке. Мама, кстати, с дедушкой Гора спелась быстро, а бывший полковник в свою очередь с невероятной легкостью повелся на мамин шарм и делал вид, что подается на манипуляции.

Как к этому относиться, мы с Ястребом пока не решили, и просто решили наблюдать, не вмешиваясь и держать круговую оборону.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Конечно, я разговаривала с Янкой, конечно, она выдала бесящее: «я-тебе-говорила». А потом предложила встретиться и отметить. Предложение я приняла с энтузиазмом.

Слушанья по делу Светы-Даши еще даже не начались, все праздники Елизавета Быстрицкая и ее компания занимались «следственными мероприятиями». Спасибо Линусу, что у нас есть Келер, который мужественно все это тащил на себе, и мы особо в процессе не участвовали.

Что делать с Иннотек и моей там работой, я тоже определилась. Гор к переменам отнесся, кажется, не особенно хорошо, но мой шаг принял стойко. Я решила, что доработаю следующий год в обычном режиме, подготовлю за это время Сашку и докручу Ириту, а потом перейду на вольные хлеба, организую себе свободный график. Потому что… потому что на самом деле, мне слишком понравилось вот так… кайфовать и не рвать жилы двадцать четыре на семь. Нет, я все еще безумно люблю свою работу, я все еще хочу проверять, ковыряться и вытаскивать на свет божий баги разного рода и толка, выискивать ошибки логики, но… Ястреба и себя я люблю больше, и наши отношения тоже. А поэтому работу из них надо убирать, да и я, если уж совсем честно, засиделась в Иннотек, пора развиваться дальше.

В общем в Москву мы вернулись с кучей планов, отдохнувшие и полные сил. А на следующий день улетели в Тюкалинск. Точнее, сначала в Омск, а оттуда уже в Тюкалинск.

Плохо только, что я так и не вспомнила, какие конфеты любил Дым…

В город мы приехали в одиннадцатом часу вечера, поужинали и завалились спать во вполне себе приличной гостинице. А наутро отправились в ближайший магазин за конфетами — я решила, что возьму всего понемногу — а потом уже на кладбище.

В дневном свете город, в котором я жила когда-то, казался чужим: я узнавала улицы, дома, узнала небольшой сквер и центральную площадь, здания дома культуры и школу, узнала музыкалку, но… Все они казались почему-то чужими, не такими, какими они казались в детстве. И дело не в свежей краске или обновленных фасадах, дело, скорее всего, было во мне, в том, что я просто выросла и в том, что здесь больше не было Дыма, его мамы, моих родителей такими, какими они были когда-то давно. Я смотрела на домики, переулки и ларьки и видела другой Тюкалинск: летний, яркий, казавшийся таким большим, вспоминала как мы ходили здесь с дымом, как вон в той палатке на углу покупали мороженое, как сидели вон на той лавке после школы, как я ждала его на стадионе или как он встречал меня после уроков.

И тихо и светло тянуло от этих воспоминаний в груди, и я рассказывала о том, что помнила Гору, и он сжимал мою руку и обнимал за плечи, улыбаясь ласково.

А в магазине у полок я зависла. Стояла смотрела на цветные обертки и пробовала вспомнить, что вообще из всего этого многообразия было в моем детстве. Я вообще-то не очень любила конфеты, главным сладкоежкой в нашей паре всегда был Дым.

— Слава? — мягко подтолкнул меня к полкам Гор.

— Я не знаю, — покачала головой, — тут столько всего. Я думала взять всего по чуть-чуть, но… кассирша, откажется мне их взвешивать наверняка. Они явно не должны быть дорогими, Екатерина Николаевна не могла себе позволить дорогие конфеты… — я еще раз пробежала растерянным взглядом по полкам, и немного отступила назад, пытаясь увидеть все.

— Ты же знаешь, что он в принципе любил, — приобнял за плечи Ястреб, явно понимая, что я застряла. — Может выберешь то, что в теории могло бы ему понравиться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я только рассеянно кивнула.

Димка орехи любил и кислые жвачки, а еще крекеры с сыром. Крекеры, кстати, тоже надо купить. Может, это был грильяж? Я повернула голову к полке с грильяжем.

Нет… не они, вроде бы… Может тогда батончики? Черт, да почему я не помню? Он столько раз их при мне трескал и из фантиков делал маленькие самолетики…

Я снова в замешательстве оглядела полки, хотела уже было действительно взять батончики, когда возле нас замерли двое: скорее всего мама и ее сын. На мальчишке была синяя шапка, почти один в один, как у Дыма и на мир он смотрел такими же, как у него голубыми глазами.