Тайны старого замка и прочие (не)приятности - Татьяна Геннадьевна Абалова

а Дайка предупредить, чтобы не болтал, – старик положил ладонь на карту. Ветер норовил порвать и без того потрепанные края. Катрина остановила взгляд на отцовской руке, затянутой в перчатку. Многие из домашних хотели бы заглянуть под нее.

– В харчевне грамотных нет, поэтому Дайк, если его спросят, читал ли он тетрадь, сделает честные глаза. Он понятия не имеет, что там написано. Поэтому и отправил бумаги к нам, как к самым умным из знакомых, – Кэти улыбнулась.

– Завтра же Дуга пошли к нему. С мальчишкой.

– Нет, папа, придется мне самой съездить, – Кэти тяжело вздохнула. – Как объяснить Фану, что Дайк должен молчать о нас? Начнутся расспросы. А почему должен молчать? Что такого написано в тетради, раз мы возвращаем ее и требуем не распространяться о ней? Кинется обсуждать мое задание с Фреей. А там недалеко и до остальных ушей в доме.

– А у нас нежеланный гость, – старик нахмурился.

– Он потерял память. Даже имени своего не знает. Попросил называть его Вороном.

– Не нравится он мне. Может опознать, если бывал при дворе.

– Он молод. Если и бывал, то мальчишкой. А ты слишком изменился за десять лет, чтобы в тебе можно было узнать герцога Ламберта.

Кэтрин не стала говорить, что тетрадь уже побывала в руках у Ворона. Ну что он мог успеть прочесть за то время, пока она бегала за зеркалом? О том, что краем заправляет граф Гарольд? Так это всем известно. Имя барона Возги упоминалось только на четвертой странице и никаких особых сведений, кроме возраста и имен, там не указывалось. Плохо, что Возги вообще попали в эту тетрадь. И обведенный символ замка – рыцарь с родовым гербом Возги, тоже ничего хорошего не обещал.

– Тетрадь – лишнее предупреждение нам. Будем осторожны. А то совсем расслабились. Видишь, король не забыл, все еще ищет, – старик начал сворачивать карту, но рука в перчатке плохо слушалась, поэтому Кэти перехватила раздуваемую ветром бумагу и сложила сама.

«Бедный папа. Даже оставаясь наедине с собой, не может снять перчатку», – подумала она, мазнув взглядом по едва заметной выпуклости на безымянном пальце левой руки отца. Там пряталось от чужого взора кольцо, на котором было выгравировано «Мона навсегда».

Распухшие от старости и болезни суставы не давали снять очевидное свидетельство знакомства с главной мятежницей. Знающий человек, увидев кольцо, сразу бы понял, что перед ним герцог Ламберт, хотя прошедшие годы и горе сильно изменили некогда красивого мужчину. Он будто высох и полинял. А кожа его сделалась похожей на пергамент.

Громкое имя мятежницы не позволило обратиться за помощью к ювелиру, который снял бы кольцо одним движением щипцов. Кэти предлагала попробовать самим или сходить к кузнецу, но отец наотрез отказался.

– Мона навсегда в моем сердце, – сказал он, потрепав дочь по щеке. – Похоронишь меня с этим кольцом.

Вот и весь разговор. Старик предпочел никогда не снимать перчатку, лишь бы иметь при себе хоть что-то, связывающее его с прежней жизнью и любимой женщиной.

Катрина ни разу не спросила у отца, неужели он не мог остановить супругу, узнав, что та по уши влезла в заговор. А все потому, что Кэти до сих пор не верила, что мама виновата. И уж тем более, что она была главной заговорщицей.

Ее подставили – вот в чем была убеждена дочь. Мама была слишком яркой фигурой. Ей завидовали. Ее ненавидели за красоту, ум, свободу, о которой другие замужние дамы могли только мечтать. Папа слепо любил ее, и ничто не могло свергнуть ее с пьедестала, на который он ее возвел.

«Мона навсегда».

Кэти казалось, что даже узнай отец, что у мамы были любовники, и тогда он простил бы ее и не стал ограничивать. Он же понимал, что не может дать ей ничего, кроме безграничной любви. Лорд Ламберт был слишком стар.

– Не сиди здесь долго. Скоро обед, – Кэти опять наклонилась, чтобы поцеловать отца. Он кивнул и уставился вдаль. Туда, где шумела столичная жизнь, и где в безымянной могиле была похоронена леди Мона Ламберт.

Спускаясь по спиральной лестнице, Катрина вновь вернулась к размышлениям о маме. Имя Мона было очень редким именем. Да что уж говорить, второго такого Кэти не встречала.

Когда Катрина допытывалась, почему бабушка с дедушкой так необычно ее назвали, мама всегда уходила от ответа. Словно у нее не было прошлого. «Не знаю. Они умерли, когда я была маленькой». Ни о родном крае, ни о людях, которые ее воспитывали – ничего этого Катрина не знала. Мама сердилась и обрывала дочь. А Кэти видела ее слишком редко, чтобы расспрашивать о том, что могло маму расстроить.

Может, и жили где-то дядюшки и тетушки по материнской линии, но даже папа ничего о них не знал.

Глава 10. Дочь Моны

Знания герцога Ламберта о жене начинались с того момента, как она появилась во дворце. Мона и замуж–то за него согласилась выйти только потому, что он принял ее условие – ни слова о ее прошлом и полное доверие. А вот с доверием отец явно поторопился.

– Но кто-то же привел ее во дворец и представил королеве? – допытывалась Кэти. Ее будоражила тайна матери.

– Я уже был рад тому, что Ее Величество разрешила мне сделать Моне предложение. Она была на моей стороне.

– Мама не хотела выходить за тебя замуж? – Кэти не могла поверить, что кто-то из фрейлин мог отказаться от титула герцогини.

– Не хотела. Но когда я пообещал, что переверну весь мир, но докопаюсь до сути, откуда она взялась, Мона вдруг согласилась. Но взяла с меня слово. Если даже я узнаю тайну ее прошлого, никогда и никому не расскажу. И уж тем более не поставлю ей в упрек.

– И ты так и не узнал, из какого она рода? – увидев, как отец поморщился, Кэти добавила: – Уж мне, наверное, можно рассказать? Не забывай, я ее дочь.

– Ты вся в мать. Если чего захочешь, то обязательно добьешься.

– Папа, я жду.

– Хорошо. Я узнал. Но ничего хорошего из этого не вышло. Я выяснил, что такого рода, как Да-Винчи, ни в одном из королевств нашего мира не существует.

– Мона Да-Винчи, – повторила загадочное имя матери Кэти.

С тех пор Катрина ни на минуту не сомневалась, что мама