Последняя из рода. Скованные судьбой. - Виктория Богачева

не существовало. Чем-то приходилось жертвовать. Нужно было рисковать.

Мамору бросил взгляд на карту. Линии границ, обозначенные красными отметками, казались зыбкими, словно песчаные.

— Всё ясно? — спросил он, повернувшись к военачальникам.

— Да, господин, — ответили они в унисон.

Он кивнул и указал на прикрытые двери. Времени у них было немного, и не следовало тратить его впустую. Но мужчины не успели попрощаться, когда в комнату буквально ворвался Такахиро. С разбега, не отдышавшись, он рухнул на татами на колени перед Мамору, и у того что-то оборвалось внутри. Ничего хорошего поведение самурая не предвещало.

— Господин, госпоже Талиле плохо. Она потеряла сознание, она словно горит изнутри.

Хотелось взреветь, но Мамору позволил себе лишь шумно, резко выдохнуть через нос.

— Веди, — коротко велел он, сцепив зубы.

Конечно, его жена горела. Потому что его безумный брат прислушивался к таким же безумным чернокнижникам, решившим, что магию огня можно удержать внутри тела жалкими оковами.

Пламя всегда найдет выход. Всегда.

Тем более, что в императорском дворце для Талилы его подпитывала каждая деталь, каждая секунда.

Если бы мог, он увез бы ее в свое поместье. Так далеко от дворца, как только возможно.

Но он не мог. Конечно же, брат не позволил.

А теперь его жена горела. Потому что ее изнутри уничтожала собственная магия.

И был лишь один выход.

Снять оковы.

Когда Мамору влетел в покои, то застал там Талилу и Юми. Жена лежала на футоне, бледная, словно первый снег зимой, а служанка непрестанно прикладывала к ее лбу влажную ткань, которую смачивала в миске с холодной водой.

— Господин, — девчонка поглядела на него растерянно, а такое случалось с ней нечасто. — Вода испаряется мгновенно, мы уже несколько раз меняли миски... но лоб у госпожи Талилы все такой же горячий.

Она не сказала ничего, о чем Мамору не знал бы. Перед глазами пронеслось воспоминание, как он убежал брата отменить приказ о кандалах для Талилы, раз за разом повторяя, что они ее уничтожал. Ведь если закупорить сосуд, но оставить внутри него бушевать бурю, то рано или поздно она вырвется наружу.

Так случилось и с Талилой.

Они не успели совсем немного тогда. Договориться с ее отцом. Им не хватило нескольких недель. И все могло бы сложиться иначе...

Мамору решительно пересек комнату и опустился перед на татами возле жены. Она была такой горячей, что он мог почувствовать исходивший от нее жар, даже не касаясь ее. Губы были сухими, потрескавшимися; в уголках запеклась кровь.

Он сплел руки в замок так крепко, что побелели костяшки. Лицо Талилы, обычно такое живое, сейчас было восковым, словно лишенным всей краски, и лишь жаркий румянец на скулах выдавал лихорадку. Тонкие пряди волос прилипли к влажному лбу, а дыхание, прерывистое и слабое, едва слышалось в тишине.

Мамору бегло оглядел оковы на запястьях, вокруг которых покраснела и припухла кожа. Он не был там, когда на Талилу надевали цепи — в очередной раз отлеживался после исполнения императорской воли.

Мамору только смотрел на ее запястья, не решаясь прикоснуться. Кожа выглядела дурно. Началось воспаление, еще немного обождать — и Талилу сожрет лихорадка. Она уже металась в нервном сне, выдыхая хриплые звуки, похожие на шепот.

Ее дрожащие руки то сжимались в кулаки, то хватали воздух, словно она пыталась удержать что-то невидимое, но жизненно важное. Пальцы царапали тонкое покрывало, а тело вздрагивало при каждом новом приступе жара.

Она ворочалась, как будто пыталась сбежать от невидимого врага, или напротив, догнать его. Иногда она замирала, словно что-то слышала, затем вновь начинала метаться, и её движения становились резче, почти судорожными.

— Она говорила что-нибудь? — он перевел хмурый взгляд на Юми.

Та покачала головой.

— Нет, только стонала...

— Такахиро, — позвал он, не оборачиваясь, — разыщи и приведи лекаря. Моего лекаря. Возьми еще стражников, если нужно.

— Да, господин, — прошелестело у него за спиной.

Мамору посмотрел на кандалы. Он ведь станет первым, кого она убьет. Он читал эту жажду в ее взгляде, видел в каждом жесте. Талила жила ненавистью к нему. Дышала ею.

Что ж.

Девчонке нужно что-то, за что она сможет цепляться.

Пусть этим будет ее желание отомстить ему.

— Что здесь было? — отрывисто спросил Мамору, наблюдая, как Юми смачивает в воде ткань, которая успела полностью высохнуть за считанные минуты, едва коснувшись лба его жены.

— Я сказала госпоже Талиле, что вскоре придут стражники, чтобы сопроводить ее в библиотеку по вашему приказу. В следующий раз, когда я вошла, она уже была без сознания.

— Я велел тебе присматривать за ней, Юми, — сурово припечатал он и разочарованно покачал головой.

Служанка всхлипнула и опустила голову.

— Я... я присматривала, господин. Как могла.

Мамору не удостоил ее ответом. Он протянул руку и взял Талилу за запястье, и удивился тому, какими холодными оказались ее пальцы. Словно ледышки. Взгляд вновь упал на оковы, от которых по бледной коже расползались уродливые лиловые ниточки. Как будто зараза проникла в кровь и растеклась по всему телу.

Их нужно снимать. Три человека в Империи могли это сделать: он сам, его младший брат и чернокнижник, который и был человеком, который запечатал магию Талилы.

И Мамору нужно было дозволение от Императора, чтобы прикоснуться к оковам. И он не намеревался его получать. Знал, что последует отказ. И знал, что последует за его неповиновением.

Он не сказал, сколько прошло времени, прежде чем разъехались двери, и в покои вернулся Такахиро. За его плечом, с поразительной для старости легкостью, следовал невысокий человек в широком плаще. Лекарь. Его лицо скрывала глубокая тень соломенной шляпы, но в руках он крепко держал деревянный ларец, украшенный потертыми символами.

— Она здесь, — сказал Мамору и взмахнул рукой, оборвав приветственные слова.

У них не было на это времени.

Лекарь опустился на колени, ловким движением раскрыл свой ларец и извлек несколько свертков и пузырьков.

— Лихорадка сильна, — пробормотал он, не отрывая взгляда от мертвенно бледной Талилы.

Потом его взгляд упал на ее запястья, и лоб прорезали сразу несколько морщин. Он поднял голову и посмотрел Мамору в глаза.

— Если их не снять... я не смогу ей помочь, господин, — сказал он очень тихо.

— Делай все, что нужно, — ответил Мамору.

Он давно уже принял решение.

— Тогда... тогда их нужно снять. А я пока займусь снадобьем.

И лекарь принялся