Пепел жизни - Рина Харос

Астарта

Признайся в пороках своих, да освободит это душу от тягот мирских.

Поправив съехавшее с плеча платье, я откинула подол наряда, прикрывая множество ссадин. Садовник, согревавший кровать каждую ночь, оперся локтем о матрас и смотрел на мой силуэт в зеркале с нежностью и влюбленностью, от которых меня чуть не стошнило. Собрав темные волосы в низкий пучок, я ущипнула себя за щеки и чуть прикусила губы, чтобы они налились алым оттенком. Хотелось перед встречей с отцом выглядеть ангелом, коим и являлась. Для него.

Усмехнувшись собственной мысли, я жестом в зеркале показала мужчине, чтобы тот собирался и как можно скорее покинул мои покои. Он тяжко вздохнул и резко поднялся с кровати, несколькими быстрыми шагами пересекая расстояние между нами, и обхватил со спины за талию, прижимая к своей груди. Его деревянные конечности спускались вниз по бедру, оставляя затяжки на платье. Наигранно взвизгнув от нахальства любовника, я что было силы ударила его по рукам и отпрянула. Развернувшись, выставила ладонь вперед, когда тот подался навстречу, и повела указательным пальцем из стороны в сторону.

– Фу, какой невоспитанный мальчик. Я же сказала – нельзя.

Не дожидаясь ответа, резким движением схватила одежды любовника – рабочие штаны и кофту – и насильно всучила. Схватив его за плечо, развернула и подтолкнула в спину ладонью в сторону выхода. Садовник пытался обернуться, что-то сказать, но я не позволила издать ни звука, призвав магию, которая плотным кольцом обвила рот любовника.

Грубо выставив мужчину за дверь, я помахала ему ладонью и послала воздушный поцелуй. Тот в последний момент вставил ногу. Дверь застряла. Я устало вздохнула, нетерпеливо спросив:

– Ну, что опять такое?

– Когда мы увидимся? – Хриплый от волнения мужской голос отражался от стен, и я, боясь, что может услышать отец, тихо прошептала, склонившись к уху любовника:

– Я дам знать. А пока отправляйся домой, пока тебя не встретил мой отец.

Садовник подался телом вперед и оставил грубый поцелуй в уголке губ. Я с силой вытолкнула его ногу и облегченно выдохнула, когда осталась в комнате одна. Прислонившись к двери, скрестила за спиной руки и прижалась затылком к прохладной древесине, окинув взглядом беспорядок в комнате. Одеяло и подушки валялись на полу в хаотичном порядке, матрас чуть съехал с кровати, все баночки и склянки, которые стояли на моем туалетном столике, валялись по углам.

От воспоминаний приятное тепло растекалось по низу живота, заставляя блаженно застонать и прикрыть глаза. Магия, которой я напитала свое нутро, ждала часа освобождения, сладко посапывая.

Со дня, когда я просила отца написать пригласительное письмо Мулциберу, прошла без малого неделя. Но каждый раз, когда пыталась завести про это разговор, мужчина отнекивался множеством дел и спешно покидал комнату. Я пыталась подловить его утром или в обед, когда он пил чай и наслаждался тишиной, но и тогда ждала неудача. Отец, завидев мой силуэт в дверях, давился горячей жидкостью, едва ли не расплескав ее из носа, кашлял, как холерный пес. В таких случаях я подходила к мужчине и стучала по спине так сильно, что его тело подавалось вперед, чуть ли не падая со стула. Когда отец переставал кашлять и выпрямлялся, он смотрел на меня с неким раздражением, а затем просто-напросто сбегал, не сказав ни слова.

Такое поведение говорило лишь об одном – письмо брат не получал, поскольку его никто и не отправлял. Отец под прицелом смертельной магии не соизволит пойти на такой сумасшедший шаг, а мать, подобно смиренной овце, не сможет возразить мужу.

К моему стыду, я не помнила Мулцибера. Его лицо каждый раз всплывало перед глазами размытой картинкой, которая никак не хотела воссоединяться воедино. У нас, у демонов, была особого рода связь – те, кто порожден проклятым чревом, могли найти второго обладателя похожей магии даже на расстоянии. Порой, сидя за чтением книг или расшифровкой старинных заповедей умерших богов и мойр, я могла улавливать в воздухе слабые отголоски магии брата, которая напоминала на вкус апельсин с корицей. У каждой силы свой вкус: мой – свежая выпечка, отца – ладан и терпкое вино, а вот мать… я долгое время не могла понять, почему не чувствовала вкус ее силы. Но чем старше становилась, тем больше пазл в голове складывался воедино.

Я не хотела шантажировать собственную мать, но они с отцом не оставили мне другого выбора. С каждым годом зов крови терзал душу, заставляя воссоединить мою магию с силами Мулцибера. Я сидела днями и ночами, читая сказания богов и мойр, пытаясь разобраться, какой дар был у брата.

Первый потомок ангела в облике демона отравит чрево, которое больше не сможет возродить свет. Он будет способен слышать голоса, чувствовать страх и похоть, манипулировать живыми существами, навязывая свою волю, и управлять мертвыми, что будут откликаться на каждый его зов. Тьма, что разрастется в нем, будет заточена в клетку светом. Демон, порожденный в проклятой утробе, – это Армагеддон, который пока не догадывается о своем могуществе. Но когда познает его, тогда все души, что погублены собственными пороками, будут умолять первого потомка прекратить вечные мучения и агонию, что пришли за ними под покровом ночи. Все существа, рожденные после, имеют лишь слабые отголоски могущества и магии – возможность чувствовать вкус власти, впитывать пороки и страхи, множа собственные силы, принимать другой облик.

Потомок ангела в облике демона. Отравленное чрево.

Несколько лет прошло, прежде чем я поняла истинное, сокрытое значение этого пророчества мойр. Мне стало в какой-то момент интересно, почему же у ангелов родился демон, который перенял такое могущество и был благословлен самой Смертью. Многие годы мне приходилось скрывать правду от отца, боясь, что он в порыве гнева может убить жену. Мать в какой-то момент начала догадываться, что я знала, – ее беглые взгляды, плотно поджатые губы, нервные заламывания пальцев, когда заводила двоякие разговоры, ходя по острию ножа.

И сейчас, стоя посреди полуразрушенной комнаты после близости с садовником, я поняла, что больше оттягивать смысла не было. Зов крови становился невыносимым. Я могла проснуться посреди ночи, услышав вой за окном, могла впасть в уныние, когда видела силуэты мужчин, которые смутно напоминали Мулцибера. Мое настроение менялось каждый час – утром я сидела, пила чай за столом с родителями, в обед – раскидывала вещи по комнате и, крича, топтала их, словно червей после дождя. Вечер обычно проходил на плачевной ноте – закрывалась в комнате, тихо