Секс и ничего личного (СИ) - Ясная Яна

Вот только государственная система, совершенно не приспособленная к обретению сиротами возникающих из ниоткуда родственников, к появлению дяди Квентина отнеслась более чем прохладно. Количество бумаг, которые он должен был предоставить, увеличивалось прямо пропорционально количеству уже предоставленных.

И у меня в памяти отчетливо отложилось, как я сидела на скамейке в приемной директрисы, а из-за плотно закрытой двери доносились неразборчивые голоса. И нет, со звукоизоляцией в кабинете все было в порядке, просто никакая звукоизоляция не могла справиться с таким ором.

Дядя вышел из кабинета хлопнув дверью, раздувая ноздри, излучая бешенство. Он повернулся ко мне, и у меня внутри в тот момент все сжалось от ужаса. Что он обвинит во всем этом меня, что он решит, что все это того не стоит…

Но ярость в обращенном на меня взгляде продлилась от силы несколько секунд, а потом ее будто выключили. И голос, обращенный ко мне был оглушающе ровным и спокойным, улыбка — теплой, а слова — обнадеживающими.

“Не переживай, Кэсси, дядя Квентин со всем разберется”.

Через неделю я уехала из детдома…

И сейчас он смотрел на меня с той же улыбкой, которая так запала мне в душу.

— Все хорошо, — пробормотала я, сообразив, что мне задан был вопрос, а я на него так и не ответила. — Учеба как учеба.

— Ну-ну, — дядя укоризненно покачал головой. — Я выяснил, что ты одна из лучших учениц курса и как бы не всей академии, есть чем гордиться!

Он расправил плечи, лучась этой самой гордостью, тряхнул кудрями, которые куда больше подошли бы лохматому подростку, а не мужику слегка за пятьдесят. Но дяде эта прическа удивительным образом шла, он вообще весь целиком вызывал исключительно симпатию и всегда нравился людям.

Я продолжала молчать. В душе царил паршивый раздрай. Насколько три года назад я была уверена в своем решении исчезнуть, настолько сейчас не понимала, что происходит. Я думала, он будет злиться, вспоминать все мои грехи за пять предыдущих жизней, требовать, чтобы вернулась. Ведь я бросила его, украла деньги...

— Кэсси… — дядя протянул руку и накрыл мою ладонь своей, заглядывая мне в глаза. У него был пронзительный голубой взгляд, как будто в самую душу заглядывающий. — Если ты не хочешь говорить о прошлом, то не будем, хоть я так и не понял причин твоего поступка. Ты ведь могла бы со мной поговорить... Впрочем, это все уже неважно. Важно, что я тебя нашел, что с тобой все в порядке. Кстати, в знак нашего воссоединения у меня для тебя подарок. Постоянно таскал с собой, надеялся, что смогу тебя где-то подкараулить. Держи, мне кажется, для твоей учебы пригодится.

Он вытащил из внутреннего кармана куртки толстенькую прямоугольную коробочку и положил передо мной. На коробочке отсвечивал золотым перечеркнутый крест на крест шестигранник — одна из лучших марок артефактной техники. Внутри могло быть только одно, но поверить в это было невозможно. Может быть, он просто использовал коробку, чтобы убрать подарок?..

Не выдержав зудящего любопытства, я подцепила крышку ногтями.

Под крышкой в атласном белом гнездышке лежал тот самый телефон, на который я уже несколько лет капала слюнями. Последняя модель. Как у Теккера!

Я с трудом сглотнула эти самые слюни.

Внутри отчаянно дрались, вырывая друг из друга клочья шерсти, два демона. Один требовал не брать от этого человека ничего и никогда и вообще сваливать поскорее, а лучше бросить все и еще разок переехать. А второй орал, что первый дебил, и на такой телефон мы заработаем еще не скоро, если вообще заработаем, а вот если он у нас будет, то как раз-таки станем еще более крутыми специалистами и точно заработаем и если что отдадим все до последнего сантима!

— Это слишком, — пробормотала я, вцепившись пальцами в колени, чтобы не вцепиться ими в телефон, потому что тогда мы с ним срастемся, как половинки “Полярной совы”. Боги, пусть он сейчас скажет что-нибудь такое, что вернет меня с небес на землю, а ситуацию на круги своя.

— Ерунда, — отмахнулся дядя Квентин. — Мы же семья, а семья должна друг другу помогать. Я вижу, что ты пока еще не готова к разговору. Поэтому поговорим в следующий раз.

Он поднялся, и я дернулась, но он опустил мне руку на плечо.

— Посиди, отдохни. Наверняка, быть лучшей ученицей в лучшей правовой академии страны дело нелегкое. Я оплачу. И да, мой номер забит в телефон. Позвони мне, ладно?..

Дядя клюнул меня поцелуем в макушку и удалился, что-то весело насвистывая, не забыв задержаться у кассы.

На столе остались лежать булочка и телефон, а ароматный кофе отчаянно остывал в чашке…

Вивьен

Внезапно оказалось, что Морель симпатичная.

То есть, прям вообще симпатичная, не только голая.

Да и других достоинств у нее оказалось полно. И главным из них оказалось то, что с ней было легко и ненапряжно. Как с приятелем. С приятелем-умником, вроде Жан-Шарля Тессье, который втихую считает тебя чем-то вроде примитивной формы жизни, но по-дружески прощает тебе этот недостаток. С таким на развеселую вечеринку до утра не закатишься, но и мозг за твои несовершенства от тебе выносить не будет.

Но с Морель, при всём при этом, еще можно было и потрахаться. Тут она обходила Шарля как стоячего!

Идеальная, в общем, девчонка: любит секс, умеет пошутить, не пилит… А что заскоком на тему учебы — так и на солнце есть пятна.

Я бы, может, вообще в нее влюбился — но Морель выставила условие “никаких отношений”, а с соблюдением договоренностей у нее был пунктик.

Провожая одобрительным взглядом круглую попу, обтянутую джинсами, я немного завис, а потому пропустил тычок локтем от Дамьена:

— Интересно, у нее вообще сиськи есть?

— Сейчас не будет, — с ленцой отозвался я.

Дамьен, не вдуплившись, весело уточнил:

— Чего не будет?

— Зубов, говорю, у тебя сейчас не будет, если хлебало на завалишь, хамло. Морель, между прочим, про тебя гадостей не говорит.

— Ты охренел? — Сузил глаза друг.

А я не охренел, я набычился, уперся взглядом ему в переносицу и подобрался, готовясь собственноручно подтверждать свой прогноз.

Некоторое время мы с Дамьеном мерялись взглядами, а потом он отступил. Поднял руки, ухмыльнулся, спуская тему на тормозах:

— Ладно, ладно, был не прав! — И весело оглянулся на остальных. — Ну что, парни, по пиву?

Он сгреб за плечи ле Ру и Фонтэна, и потащил их в сторону и так опостылевшего за будние дни студенческого бара. Под дружное ржание моих приятелей-имбецилов и разноголосые “У-у-у!”, “О-о-о!” и “Наш Вив, кажется, влип!”

Обиделся, засранец.

Я это констатировал где-то даже с удовлетворением.

Дамьен, конечно, мне друг, и друг он неплохой, но тут дело такое… Если хочешь, чтобы он что-то точно услышал — нужно сразу говорить жестко. Иначе потом придется всё равно говорить жестко, только вдобавок еще бить морду, и обижаться Моранж будет в два раза дольше.

А какие у моих девчонок сиськи — это вообще не его собачье дело.

В баре было пустынно — выходной же, кто сюда вообще ходит в выходной?

— О, отлично! Мест полно! — Возликовал Дамьен, как будто ожидал чего-то другого, и занял козырный столик у окна.

— Ага, — ворчливо поддакнул я. — Все в город ушли.

Мы, между прочим, тоже могли бы. Там хорошо, там свежие лица… Может, удалось бы пересечься с Морель!

Моранж сделал вид, что не услышал.

Я сделал вид, что не ухмыляюсь: ну чего его дразнить, он и так бесится.

Пивные кружки со стуком опустились на стол. Официантка, улыбнувшись, водрузила в центре блюдо с чипсами-орешками и удалилась.

— Ну, рассказывай! — Потер руки Люка, и подтянул к себе пиво.

Светлое, хотя заказывал темное.

— Какого демона, ле Ру! — Жан-Шарль возмутился и попытался отобрать свой заказ, но Люка, паршивец, сражался как лев, хоть и был не прав, и Тессье, плюнул и подтащил к себе стаут ле Ру.

Люка отсалютовал ему кружкой, празднуя торжество тупой силы над интеллектом, и присосался к светлому, а меня в ребра пихнул локтем Тома: