Варвара не-краса без длинной косы - Вера Вкуфь

прямо, — молвит Галина, от руки Огнеславовой увиливая. — Проверь, уши не отрасли длинные?

— Вот тебе и волк! — в шутку Радибор на плечи Варваре полушубок звериный накинул.

Ох, привычка эта местных зверьём всяким переодеваться да девок по вечерам пугать. Хотя это ещё ладно, добрая шутка даже получилась.

А вот зимой как-то, после Велесовой ночи как раз, девки другие девки пошли так гадать — у банника про судьбу свою спрашивать. Только банник — он мужик неразговорчивый особо. Ему, чтоб ответ получить, нужно было ночью к бане прийти да с улицы в окошко банное гузно [4] своё голое просунуть. И чуять внимательно, какая рука по гузну и погладит: ежели мохнатая, то за богатого жениха девка замуж выйдет; лысая — за бедного; а ежели хлопнут кого по гузну — то так, середнячим жених получится.

Девки те болтливые были видать, потому что узнали об их затее парни. Да разыграть из решили. Взяли и схоронились заранее в бане. И когда стали гадальщицы места оголённые в окно сувать, они кого хлопнули, кого через рукав шубный погладили, а кого и того… рукою голой рукой.

Повизгивают девки, от «банника» предсказания получившие. Перешептываются, хихикают. Довольные да обрадованные забавой такой удавшейся. А парни те возьми да и выйди из бани, напоказ прямо.

Шуму было! Крику! Девки ж поперву решили, будто духи это перед ними недобрые показались. Испугались до жути. А как признали парней обыкновенных… Забавы такие с нежных мест касаниями они ж только для дела прощаются. Не для забавы пустой. Так что пожалели те парни о смекалке своей — гневные девки они ж не то что парней, они упырей в бараний рог согнут.

Хотя и поговаривали потом, что предсказания жениховские вроде и посбывались.

Отобрала Варвара у Радибора шубу, подмяла хорошенько да на неё и уселась — сверху-то помягче.

— Чего ж Тихона нету с вами? — Чаруша вопросила. А Варя и напряглась сразу. Тихон же никогда в игры такие молодецкие не играл. И чего тогда Чарушка о нём вспоминать надумала? А смех Стоянов по ушам ей резанул — близко больно встал.

— Да разве же этого вытянешь из его норы?

— Я ему предлагал уж — шуткою вроде, — подхватил Радибор, дурачась. — Так зыркнул на меня, а в глазах и следа мысли нету. Как полоумный. Он, наверное, Бориске родственник дальний — не признаёт только.

— А чего? — захихикала Умила. — И нравом внешностью похож — оба что лисы. Да и норов схожий.

Тут уж Варя не стерпела:

— Тогда и тебя, Умила, к Бориске в родню запихивать можно.

— Чего это? У меня волос нормальный, светлый, — без стеснения Умила улыбнулась.

Головою взмахнула да на плечо косу толстую — не обхватишь — перекинула. Чем гордилась Умила, так это волосами своими, которые впотьмах даже свет как-то улавливают да так и норовят перелиться красиво. И коса сама тугая — что кулак плотный.

Наверное, Варю исподтишка уесть захотела — у неё-то косы такой отродясь не было. Волос тёмный, каштана цвета, да не растёт сильно — до локтей едва-едва достаёт. Только не заботит это Варвару. А вот что на Тихона начинают напраслину возводить…

— Волос может и светлый, — вроде пытается Варя ровно говорить, да всё равно злость на голос так и капает. — Да ум короткий. Кто на прошлой неделе корову чужую в стойло загнал, а своя до ночи самой вдоль реки куролесила? Это хозяин ещё — Богдан — свою искать начал. А то так бы и ушла твоя Трима куда, одни косточки бы потом волки принесли.

Чует Варя, как укололи Умилу слова её. Про корову-то все и так знали, да ради приличия молчали вроде. А тут прямо в лоб Варвара всё ей всё выкатила.

— А сама-то? — это подружайка Галина подключилась. — Дома ночью не ночевала. Где, спрашивается, бегала? Ужель как Трима — заблудилась?

— Не заблудилась, — качнула Варвара головой. — К Брониславу твоему бегала. Про звёзды да цветы мне рассказывал.

Что на Бронислава Галина заглядывается — это тоже все знали.

— Да не к Брониславу, — Чарушин голос раздался. — А к Тихону, небось. Чего иначе ты за него заступаться вздумала?

Вот уж что не ожидала Варя, так это то, что щёки жаром ей обдало. А все ещё и смех Чарушин подхватили — чем сильнее Варю и смутили. Не нашлась даже девка, чего ответить можно. Только с шубы пригретой поднялась торопливо да, не прощаясь, так к дому и поспешила.

Чем ещё больший смех, конечно, вызвала. Да только всё равно Варваре. Не смеха чужого она испугалась она. А того, как быстро сердце быстро заколотилось от слов Чарушиных.

Идёт Варя к дому по улице, а у самой все мысли путаются. И вроде много их, а не ухватишь ни одну — все от разума разлетаются, да только покоя телу дать не могут. Прошла уж мимо двора своего Варвара, шага не сбавляя. К колодцу направилась. Там среди ночи уж никого не было — все воды себе и за день натаскать успели. Да и Варе не пить, конечно, хотелось. А другим делом заняться надо.

Бросила Варя в колодец ведро привязанное. Не долго летело — скоро уж булькнулось. Принялась Варя его обратно вытягивать ворот крутя и верёвку на него наматывая. Тяжело идёт, скрипит. Слышно, как по стенкам ведро то и дело задевает. Как бы всю воду не расплескало. Стала Варя крутить медленнее. А сама по сторонам оглядывается — нет ли кого.

Достала, наконец, ведро, на край колодезный поставила. Ещё раз огляделася — если компания весёлая ради шутки следом за ней пойдёт, то от смеха их до конца жизни Варе не отделаться. Ей и самой смешно маленько, чего она делать задумала. Но так охота — пуще неволи.

Наклонила она ведро так, чтоб месяц молодой в воде отразился. Лучше, конечно, луна полная, но где ж её сейчас возьмёшь? Так и с месяцем поговорить дозволительно, если немножко.

Наклонилась Варя к ведру самому и зашептала, так чтоб вода только колодезная услыхала: «С пути-дороги устанешь, суженый мой, у меня есть водица, приходи, дам напиться». И глядит внимательно.

Вроде успокоилась вода даже от колыхания лёгкого. Ровная стала, что зеркало. И пустая такая же. Только рожки месяца подсвечиваются. Видно, всё-таки не желает он с Варей говорить. Ладно. Так может и лучше даже.

А чего это рябь по воде вдруг пробежала? Задела Варя что ли ведро случайно? Да нет… На краю так и стоит. Ровно. А рябь