Горничная немого дома - Ольга Сурмина

выглядел слегка отчужденным. Слегка печальным. И, может даже каким-то потерянным. — Я не отказываюсь от своих слов. Это не издевка и не шутка. Будешь со мной?

- Нет, спасибо. — Нона стиснула зубы, смаргивая в темноте прозрачные слезы. —Какой ты - я знаю, и связываться не стану, уж прости. С меня хватит.

- Да? - Хозяин заметно напрягся, а потом резко повернул ее к себе. —Неправильный ответ. Жилья у тебя нет, и идти некуда. Денег, работы... ничего нет.

Так что... думаю, пока что мы можем договориться. — Он отвел странный взгляд куда-то в сторону. — Сколько ты хочешь?

- Я? Серьезно? — Откидываясь назад, Сальровел засмеялась, так искренне, что мужчине стало не по себе. Однако, по ее пунцовым щекам все-таки стали стекать, горячие, горькие слезы. — Не все в этом мире можно решить деньгами. И прошло то время, когда ты мне мог что-то предложить. А если думаешь, что после всего можешь вот так вот запросто предложить себя, прикрывшись словом «люблю» — ты просто жалок. Спокойной ночи. — Она оттолкнула работодателя, и, вытирая рукавом лицо, направилась вниз.

«Купи себе кого-нибудь еще, тварь» - шептала «синяя», пока под ногами мелькали каменные ступеньки. Смысл «быть с ним» улетучился со смертью брата, но, почему-то, тяжелый осадок тяготил. Столь тяжелый, что горничную, буквально, прибивало к земле, и она едва держалась на ногах. Чувство обиды, ненависти и отторжения смешивались с чем-то еще, образуя в замученном теле кипящий коктейль горечи и боли. Он смотрит в глаза и говорит «я люблю тебя», пока она задыхается от факта смерти своего брата. Смерти, потому что он не позволил ей к нему приехать. И это любовь? Помоги он ей — она могла бы успеть. По крайней мере, ей так казалось. «Ненавижу это место, ненавижу...» - повторяла она, пока за окном снова начинался дождь.

Резко выдохнув, Холгарт покачал головой. Он так и стоял, посреди коридора, бессмысленно таращась в пол. Что... только что было? Что значит «нет»?

Что значит «жалок»?! Ему... не послышалось?

По спине, с запозданием, пополз нервный холодок. Лицо дернулось от нервного тика, а взгляд начал метаться по этажу. Что значит «нет»?

Ошеломление.

Рычаги давления кончались. Потерять работу она больше не боится, деньги ей больше не нужны. Но все это были даже не запасные планы, а отговорки для самого себя. Сдаваться просто так он не хотел, однако, заставить полюбить, или даже временно купить нежность теперь не выйдет. Никаких мыслей не было, информация в голове путалась, и мозг никак не хотел ее принимать. Руки сами сжимались в кулаки. Формально, его отвергли. Очевидно, первый раз в жизни.

Предполагал, что так будет? И да, и нет. Подозревал, но все равно надеялся. Очень надеялся, что, если предложить себя вместо брата, что-нибудь изменится.

Предложить не в роли идола для спасения, а... в качестве близкого человека. По-настоящему близкого. Ему... было бы несравненно приятно, если бы она, хотя бы, кивнула. Или даже... пожала плечами. Все это лучше, чем смех. Смех над ним.

Признался в чувствах, а над ним высокомерно посмеялись.

Прямо как он любил смеяться над всеми остальными. Казалось, на него вылили чашку кофе. Прямо сейчас. Можно, наверное, отказать, но... зачем так жестоко?

Казалось, Рик впервые думал о жестокости. И чужая жестокость пронимала до самых костей.

Неужели он настолько нелепый?

Неужели настолько противен, что его можно назвать жалким?

Мужчина смахнул со лба нервный пот. Она рассмеялась, словно он нелепый школьник. Семиклассник, который что-то мямлит про любовь на день святого Валентина. Но он не мямлил. Хотя, если бы разнервничался еще больше, и выпил бы еще пол бутылки — мог бы начать.

Смех. Жалок. А Холгарт, как ни странно, даже не чувствовал себя униженным.

Скорее... ощущал опустошение и горечь. Печаль. Настолько сильную и отчаянную, что хотелось смеяться самому. Слегка холодели пальцы. На секунду он даже Её понял. Хотя, пару часов назад думал, что признание могло бы её обрадовать.

Могло бы... поддержать. Дать ей понять, что она не одна. Не была одна с тех пор, как пришла к нему работать.

Может, не стоило так театрально? Хотя, что бы это изменило? Рик все равно хотел сказать всем, что она теперь гость, а не прислуга. А почему, если не из-за чувств?

Да и скрывать... это казалось ему как-то несерьезно. А вот выпалить о сокрытой связи перед всем персоналом — серьезно. Вроде как... обязательства. Хотя ей от него теперь не сдались никакие обязательства.

И он сам ей не сдался. Со всей своей прислугой, этажами, садом, и лошадьми.

Наверно, даже если бы владел целым миром, все равно бы не сдался. Осознание приходило медленно, вызывало нервозность и шок, а затем стыд. Прямо как тогда, в больнице. Когда её брат умер, Холгарт стал не нужен. Все. Что он может предложить, кроме денег? Себя. Хотя, может, в ее глазах он выглядит сейчас ни как принц, который «выбрал» из горничных золушку, а как больная бешенством собака?

Огромная, черная, мерзкая собака с белой пеной у клыков и мутными бельмами.

Такое себе счастье услышать от собаки «я люблю».

Кому нужна бешеная собака? Даже если она тащит в зубах мешок с золотом.

Должно быть, кому-то нужно это золото, и позволение им распоряжаться. Кому-то понравился вид собаки, потому что, несмотря на бешенство, она выглядит как породистая. Но по факту...

Рик оперся на стену, и, наконец, сам нервно рассмеялся. Сравнивает себя с собакой, серьезно? Оправдывает её высокомерие, вместо того, чтобы злиться?

Злиться не получалось.

Он медленно сполз по холодной стене и присел на пол. Подогнул колено, оперся на него, а затем закрыл рукой глаза. Ресницы мокли. Даже бешенным собакам хотелось, чтобы их любили. Чтобы зарывались лицом в шерсть, обнимали.

Гладили. Чтобы, может, позволяли лизнуть лицо. Злости не было, и даже обиды.

Только странный, клокочущий страх и боль. Она не любит собак, ей нужен человек.

И даже если он снова укусит, этот факт не изменится. От бесконечных укусов клыки любить не начинали.

Вот только что делать с тем, что он, как она выразилась, «не человек»? Подойти к ней и сказать: «я человек, ты ошиблась, люби меня»?

Можно ли вообще стать нужным той, которой теперь ничего не нужно? Ни золото, ни подарки, ни, тем более, уродливый «оборотень». Холгарту казалось, что, если он сейчас купит ей подарок... она вышвырнет его в окно, и даже не станет смотреть.