Хозяйка лавандовой долины (СИ) - Элен Скор

нет бы днём, тут как назло к ночи. Ладно, хоть лес проехали.

С помощью Фреда мы с Эбби выбрались наружу, это было нелегко, так как она сильно завалилась на бок, а дорогу перекрывали сдвинувшиеся с места сундуки.

На улице снова похолодало, с неба срывалась мелкая, словно пыль, изморось. Перед нами уже маячила перспектива ночёвки на обочине, когда вдалеке показался тусклый огонёк. Он словно пьяный плясал, подпрыгивая и качаясь из стороны в сторону. Только когда он совсем приблизился, мы поняли что это повешенный на оглоблю фонарь. С нами поравнялась обычная деревенская телега.

— Чаво, сломаналися? — на телеге, завернувшись в тулуп по самые брови, сидел мужичок.

— А то сам не видишь! — вздохнул Фред.

Мужичок спрыгнул с телеги, взял в руки фонарь, деловито обходя наш дилижанс по кругу.

— Это вы надолго встряли! Сурьёзный ремонт требуется! — мужик оценивающе прищурился.

— Скажи мил человек, до жилья тут далеко? Видишь, у меня тут дамы, замёрзнут совсем.

— Дык деревня тут недалече, я туда и еду. У кума малясь засиделся, вот и пришлось впотьмах добираться. Ежели, ваши барышни моим жильём не побрезгуют — так милости просим!

Да мы сейчас даже шалашу были бы рады!

Мужичок назвался Пронькой, он гостеприимно пригласил нас в свою телегу. Было заметно, что у кума он задержался не просто так, от мужика явственно попахивало медовухой. Фред не хотел отпускать нас с ним одних, но и хозяйское добро оставлять без присмотра он тоже не мог.

Общими усилиями сундуки были перегружены на телегу, в карете остались лишь перины да подушки — везти их по такой погоде, только портить.

Фред договорился с возницей, что поутру пришлёт к нему кого-нибудь на подмогу, придётся ему эту ночь провести в сломанном дилижансе.

Деревенька действительно оказалась совсем рядом. Усадив меня и Эбби на телегу, мужчины шли рядом. Лошадку даже не приходилось понукать, видать, она сама хотела поскорее добраться до дома и отдохнуть.

Деревня возникла перед нами внезапно, вынырнув из темноты тёмными силуэтами домов. В редком окне светился тусклый огонёк. Пару раз лениво тявкнули сонные собаки, но признав своего, сразу замолкали.

— Спят все, — пояснил Пронька, — оно и верно, неча зазря свечи да лучину переводить!

Лошадь тем временем остановилась, ткнувшись мордой в закрытые ворота.

— Вот и добрались, — мужик что есть силы застучал кулаком по воротам, горланя, — мать, открывай, я тебе постояльцев привёз!

Окна в доме вспыхнули зыбким огоньком, посветлели и окошки в соседних домах, видать своими воплями Пронька успел перебудить половину деревни.

Воротина приоткрылась, к нам вышла сонная женщина в длинной ночной сорочке и накинутой на плечи шали.

— Где тебя бесы носили, чаво горланишь на ночь глядя, окаянный?

— Неча ругаться, видишь — не один я, гляди, кого у леса встретил. Благородные господа. Ты их в избе устрой, а я пока лошадь распрягу, — Пронька гордо выпятил грудь колесом, кивая в нашу сторону.

Завидев нас, хозяйка заохала, пошире распихивая ворота.

— Да что же с вами такое приключилося? Промокли, замёрзли небось! Вы в дом, в дом ступайте! Изба-то у нас небогатая, тут уж не обессудьте, зато я с вечера печь протопила, тепло у нас, тут и согреетесь.

В избе действительно было тепло, а ещё темно — хоть глаз коли. Вошедшая с нами хозяйка вдруг громко гаркнула:

— Грунка, подь суды!

От неожиданности я аж вздрогнула.

В углу избы послышался какой-то шорох и молодой женский голос ответил:

— И чего вы маменька всё по ночи шарахаетесь, спать ложитесь, вставать рано!

— Ты лучину-то зажги, гости у нас!

Кто-то прошлёпал босыми ногами по полу, что-то громыхнуло, следом зажёгся крошечный огонёк. В его свете я смогла разобрать стоящую возле печи молодую девушку. Через минуту огоньков стало несколько и в избе стало заметно светлее.

— Вы трапезничать будете или вас сразу спать уложить? — поинтересовалась хозяйка.

Мы с Эбби переглянулись, я так устала, что сил на ужин вовсе не оставалось, тем более мы уже успели немного перекусить в дороге.

Нянюшка тут же взяла инициативу в свои руки, договариваясь с хозяйкой о ночлеге, затем они вдвоём принялись командовать хозяйской дочкой, чтобы та приготовила мне постель. Судя по всему, спать я буду на её кровати.

Дверь отворилась, мужики один за другим принялись вносить в дом сундуки. Хозяйка тут же заругалась на них:

— Двери-то прикрывайте, всю избу мне выстудите, окаянные!

От суеты и шума у меня стало побаливать в висках, а может это я просто на ветру продрогла. Всё же это тело такое слабое и изнеженное!

Пока заносили сундуки, Грунька показала место моего ночлега. Узкая деревянная кровать была отделена от остального дома чем-то вроде плетёной ширмы — этакий заборчик прямо в доме. Зато там спокойно можно было раздеться, хотя в таком полумраке и так мало кто что смог бы рассмотреть.

Эбби помогла мне снять платье и, укрыв толстым лоскутным одеялом, вернулась к хозяевам дома. До меня ещё некоторое время доносился их бубнёж, а потом я уснула.

В деревне мы застряли на целых два дня, поломка оказалась действительно серьёзной. Утром дилижанс кое-как дотащили до деревни, которая расположилась не на самом тракте, а в небольшом отдалении и прикрывалась с дороги молодой рощицей.

Пронька гордо ходил по улице, ведь в его доме остановились настоящие благородные господа, видимо для солидности он разом облагородил и Эбби с Фредом.

Изба у него действительно была небогатой, нам даже провизию пришлось закупать по соседям. Я сама видела, как Пронька подбоченясь стоял у плетня, а к нему по очереди подходили селяне, предлагая то курицу, то колобок масла, то пяток яиц. Я спросила у Эбби отчего так и она пояснила, что подати в барскую казну селяне платят звонкой монетой, а её в деревне ещё пойди, найди. Обычно тут действовал взаимный обмен: шерсть меняли на мясо, мясо на муку, муку на ткани. Потому селяне так радовались возможности что-то продать за наличные.

В избе суетилась супруга Проньки и его дочка — рыжая конопатая Грунька. Только утром я рассмотрела, что девице было лет пятнадцать — не больше. Она с завистью смотрела, как Эбби вплетает мне в косу широкую атласную ленту. А количество стоящих возле стены сундуков так и вовсе приводили её в восторг.

— Отродясь столько добра не видела, — вздыхала девчонка.

За два дня мы немного тут обжились, Эбби рассказала хозяевам, что я вдовствующая баронесса Тирсо, направляюсь в свои земли. Груня подсаживалась рядом, слушая её рассказы о нашей поездке.

— А вот я дальше соседней