Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана Змея

— Отмена рабства в Саллиде — это единственное, чего я хочу, — сказал он сухо.

Такой ответ и успокоил, и огорчил одновременно. Его цель, если она правдива, звучала поистине благородно. И совпадала с моей. Но мне бы хотелось услышать и другое. Что ему дорогá не только свобода рабов, но и я сама. Он же просто проглотил все обвинения и смирился с моим разочарованием.

Ох, глупая, глупая Вель! А ты, наверное, ожидала, что он падет к твоим ногам и начнет клятвенно заверять тебя в своей любви? Что поделится всеми тайнами, что будет искать утешения в твоих объятиях?

Но ведь он ни разу не сказал, что любит меня… А что, если я сама придумала его чувства, а на самом деле ничего и нет, кроме уговора? А я, — глупая, глупая Вель! — сама призналась ему в любви…

— Хорошо, — так же сухо ответила я. — Я буду молиться о вашем скором возвращении.

Не желая терзать себя дальше, отвернулась и вышла за дверь, украдкой смахивая навернувшиеся на глаза слезы.

Галеру ощутимо кренит на поднявшихся волнах, и жесткий тюфяк подо мной опять ползет к стенке узкой каюты. Я упираюсь босыми ногами в доски настила, а ладонью — в стену и стараюсь удержаться на месте. Можно было бы забраться в гамак, тогда качка ощущалась бы меньше, да и длина цепи, прикованной к лодыжке, позволяет, но недолеченные ребра начинают немилосердно ныть, когда спина находится в полусогнутом висячем положении. На твердом настиле лежать куда удобней, но качка, бесы ее дери, не дает расслабиться и на пару мгновений.

Из-за запертой двери доносятся завывания ветра, пронзительный крик чаек, периодически повторяющийся бой склянок, редкие окрики галерного пристава и размеренный дружный полувздох-полустон несчастных гребцов в такт глухим ударам барабана.

Меня не считают нужным уведомлять о том, где мы находимся, но, по моим расчетам, мы идем со средней дневной скоростью в шесть узлов, а значит, уже должны приближаться к архипелагу.

Поначалу возможность вновь ступить на палубу корабля, вдохнуть соленого морского воздуха, ощутить под ногами упругое покачивание палубы приводила меня в приятное возбуждение. Однако на деле меня попросту посадили на цепь в грузовой каюте без окон, и уже который день подряд я мучился бездельем и умирал от скуки, мрачно завидуя даже галерным рабам.

Громыхает засов, дверь отворяется, и на пороге возникает немой прислужник красавчика, Ким. В поместье я встречался с ним не так уж часто и не обращал на него особого внимания. Однако здесь, на галере, вижу его каждый день: он приносит еду. Бледный и похудевший — видимо, беднягу замучила морская болезнь, — он недобро смотрит на меня, дожидаясь, пока я прикончу корабельную баланду.

Не могу понять причину его неприязни. Нам с ним нечего делить: ни победы, ни женщин, ни кормежку, а уж милость хозяина и подавно, и все же… меня всякий раз разбирает любопытство: почему он так смотрит на меня, будто хочет, чтобы я подавился едой?

Ем неторопливо, искоса поглядывая на него. Отчасти из желания подразнить, отчасти оттого, что сквозь открытую дверь проникает утренний свет, а мне надоело бесконечно сидеть в полумраке грузовой каюты.

Когда миска все-таки пустеет, Ким не уходит, как всегда, а начинает активно жестикулировать. Лицо у него при этом становится злее обычного. Я изумленно таращусь на него, не понимая ровным счетом ничего, за исключением характерного жеста, которым Ким проводит ребром ладони себе по горлу.

— Что, парень? — вполне дружелюбно спрашиваю его. — Убить меня хочешь? Надеюсь, ты мою еду не отравил?

Ким яростно мотает кудрявой головой и снова принимается отчаянно размахивать руками.

— Не пойму, чем я тебе так не угодил…

— Ким! — раздается у двери голос господина.

Увлеченный разглядыванием немого парня, я не заметил, как пожаловал сам хозяин. Досадное упущение.

— Иди к себе, — властно продолжает Диего Адальяро, глядя на своего раба.

Тот немедленно отступает от меня, сгибается в три погибели и убирается вон, тенью прошмыгнув мимо хозяина.

Диего Адальяро подходит ближе и останавливается напротив меня, широко расставив ноги в начищенных сапогах. Я принимаю рабскую позу: становлюсь на колени, завожу руки за спину и склоняю голову. Но галеру снова качает, и удержаться не получается — приходится упереться рукой в настил.

— Знаешь, чего хотел от тебя Ким? — неожиданно спрашивает господин.

Я удивленно вскидываю голову.

— Он хотел сказать, если ты вздумаешь обмануть и навредить мне, он убьет тебя собственноручно.

Мне стоит немалых трудов удержаться от ехидной ухмылки. Ким? Меня? Да он скорее сломает об меня свои тонкие длинные пальцы.

— Но ты ведь не намерен меня обманывать, правда? — вкрадчиво интересуется красавчик и склоняется надо мной.

— Нет, господин.

— Тогда самое время доказать это. Мы достигли края туманов. Сейчас тебя на шлюпке переправят на ведущее судно. Ты будешь указывать шкиперу путь. Другая галера и галеон пойдут за вами в кильватере. И только попробуй посадить судно на рифы!

Я судорожно сглатываю. Вот он, привкус свободы, пусть и призрачный! Но вместе с радостным возбуждением меня охватывает и волнение: ответственность слишком велика.

— Я не подведу, господин.

Вскоре с меня снимают цепь. Теперь о том, что я раб, напоминает лишь грубый ошейник и широкие кожаные ремешки на запястьях. Да простая рабская одежда — рубаха и штаны из грубого полотна, — которая почти не согревает в эту утреннюю пору, на море близ туманов.

Но я стараюсь не обращать внимания на мелкий озноб и послушно спускаюсь в приготовленную шлюпку. Несколько матросов садятся на весла, пара других, вооруженных узкими кинжалами и короткими копьями, наставляют на меня острые пики.

Капитан ведущей галеры встречает меня довольно приветливо. Пока гребные рабы отдыхают, а судно лежит в дрейфе, он окидывает меня взглядом — продрогшего, в пропитанной влагой и прилипшей к телу одежде, с онемевшими от холода босыми ногами — и первым делом велит матросам принести мне сапоги и длинную плотную безрукавку из шерстяного сукна. После того как я с благодарностью облачаюсь в теплые вещи с чужого плеча, капитан отдает приказ проводить меня в рубку и напоить горячим вином с пряностями для согрева.

Через время, отогретый и приятно расслабленный, я вместе с капитаном и шкипером склоняюсь над полированным столом.

— Квадрант в тумане бесполезен, — с некоторым напряжением в голосе говорит капитан, раскладывая передо мной морские карты с нанесенными на них линиями широты и долготы, очертаниями островных берегов и цифрами донных глубин. — А с компасами в здешних местах творится сущая дьявольщина. Остается надежда на солнечный камень и лотлинь.

— Никакой дьявольщины, — заверяю я, бросая взгляд на компас, и слегка поворачиваю его корпус. — В горах Туманных островов большие залежи железной руды, они и дают погрешность. Отклонение здесь — постоянная величина и составляет девять градусов, а значит, север вон там. Где мы сейчас?

— Здесь, — шкипер тычет узловатым пальцем в место на карте. Область Туманных островов заштрихована пунктирными линиями.

— Значит, примерно в дюжине кабельтовых отсюда, левее по ходу, — беру плоский указательный камешек и передвигаю в нужное место на карте, — покажется первый выступающий над водой риф, Акулий Зуб. От него идет полукругом подводный кряж — вот так. — Выставляю более мелкими камешками цепь подводных рифов. — Мы будем идти вот здесь, вдоль изгиба, со скоростью не более половины узла, постоянно бросая лот. Дальше покажется двойной скалистый выступ — Двузубец Сирены, его обогнем справа. Фарватер там довольно широк, главное — идти четко по компасу.

Капитан и шкипер внимательно, не перебивая, слушают мои пояснения. Я продолжаю наносить на карту с помощью указательных камешков очертания островов архипелага, показываю ходы, проходные гроты и места маяков. Следующие несколько часов мы стоим на капитанском мостике в тревожном молчании и идем, следуя проложенному мною курсу: капитан у штурвала, шкипер — старательно нанося на карту известные мне коварные рифы. Оба они, в отличие от матросов, стараются не зажимать носы ладонью и не кривиться от жуткого запаха серы, в котором мы буквально тонем с момента захода в туман. За нами следует галера с сенатором на борту. Вооруженный до зубов галеон остается ожидать нашего возвращения у края туманов.