Порабощенная душа - Кери Лейк

— Я в порядке.

Она скрестила руки. Выбившийся рыжий локон упал ей на глаза, и она отбросила его в сторону.

— Мне нужно отвезти детей к сестре. Я не ждала тебя так скоро. Прими душ, а потом мы проясним детали договорённости.

Наконец она заговорила на языке Гевина. Механизмы и детали часто имели ограниченный временной график. Не то чтобы он стремился вернуться в обсидиус в ближайшее время, но кто, чёрт возьми, знал, что Сабель запланировала для него? В конце концов, он испортил её образ жизни, выгнав её из казино — даже Гевин мог понять, что она восприняла это очень серьезно.

Она прошла мимо него, и стойкий аромат пирога тянулся за ней, снова увлажняя его рот.

— Ты пользуешься… определенными духами или чем-то ещё?

Она обернулась, нахмурившись, морщины на её лбу стали еще глубже.

— Я похожа на женщину, которая тратит деньги на духи?

Гевин откашлялся, и она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Оставшись один, он посмотрел в зеркало. Христос. Волосы на его лице отросли, а камень, лицом которого, последний месяц скоблили инфорсеры, добавил к его коже шершавый верхний слой. Он провёл рукой по лицу, отодвинулся от раковины и снял тюремную рубашку. Её тоже надо будет постирать. Единственной другой одеждой, что у него была, была черная футболка, которую он надел в день вынесения приговора, и он не собирался переодеваться в неё, пока не смоет с себя кровь. Нола не дала ему возможности взять одежду перед тем, как появиться у двери Сабель.

Свежезашитые раны на животе заставили его поморщиться. Не потому, что после этого у него, скорее всего, останутся шрамы — чёрт, это не имело значения, учитывая, что после пребывания в обсидиусе его приговорили к смертной казни. Раны напомнили ему, что ему придётся вернуться. Эта смерть наступит медленно и мучительно. Какое бы время он ни провёл с Сабель, это лишь отсрочит конечный результат.

Потоки пульсировали через кран, пока наконец не попали в распылитель, и Гевин не вошёл в тесное пространство, его тело ростом шесть и семь дюймов мгновенно поглотило. Тёплые струи воды ударили по его потрёпанным мышцам. Он чувствовал себя так хорошо, что мог бы упасть на колени в благодарной молитве. Раны почти шипели от палящей жаром воды, но напряжение в его мышцах спало, и он упал вперёд, прислонившись головой к прохладной плитке и издав тихий стон.

Он провёл рукой по волосам.

— Твою мать, — пробормотал он, наслаждаясь жарой и расслаблением настолько, что мог бы заснуть стоя.

Его низвели до простых удовольствий, которые были лишь обыденной частью жизни, которую он когда-то вёл. Жизнь, которой больше никогда не будет, благодаря сумасшедшей рыжей девчонке, жертвой которой он стал несколько месяцев назад. Тот, кому каким-то образом удалось сделать невозможное: обрезать связь с сервоксом и соблазнить Гевина.

Не делай этого больше. Не сейчас.

Последние несколько недель он надирал себе задницу, ненавидя себя за то, что сделал. За то, как он решил свою судьбу, сказав ей думать о нём каждый раз, когда она трахает своего ублюдка-мужа. Муж, который якобы обращался с ней как с дерьмом, хотя Гевин начал в этом сомневаться. Без сомнения, коварство было у неё в крови. Только ловкая самка могла уклониться от сервокса. Мысль о таком поразила его, и он был склонен думать, что у неё вообще не было партнёра, если бы не друг Гевина, Аэгуза, который оказался очень известным демоном подземного мира. Он подтвердил, что это не так, что на самом деле у неё был сервокс, но была история выхода за пределы возможностей связи — обман, переданный её матерью.

Гевин обратился мыслями к Зику, чтобы не ударить кулаком по стене. В последний раз, когда он видел своего брата, он лежал изувеченный, накачанный сиянием, после того, как побывал в руках инфорсера, который замучил его до грёбанной смерти. Без сомнения, двух месяцев будет достаточно, чтобы залечить многие его раны, но потребуется больше времени, чтобы вернуться к ста процентам. И Логан. Господи, он никогда не видел, чтобы брат тянул те же восемьдесят, что и Логан со своей женщиной и ребёнком. Как будто он родился новым мужчиной. Комок образовался в его груди и животе при мысли о том, что он никогда не встретит своего племянника, который скоро должен родиться, хотя Гевин взял за правило оставлять после себя записку, запечатанную для того, чтобы он мог прочитать, когда подрастёт.

Пронзительный звук пронзил его тело, прервав его мысли.

Вода стекала по его коже, и Гевин прижался к плитке, прижавшись ладонями к белой керамической поверхности, когда внутри него что-то потянулось. Жажда, но чего?

Его член дёрнулся в ответ.

Он и раньше знал сексуальную тягу. Больше всего поражали флирты красивой женщины. Однако в том, что он чувствовал в тот момент, был скрытый дискомфорт. Болезнь — например, если бы он не попытался её утолить, то впал бы в нисходящую спираль разрушения.

В прошлом он также знал наркотики. Ему было знакомо чувство настолько сильного желания чего-то, что оно заменяло всё остальное.

Боль пронзила пах, и Гевин чуть не рухнул, сжимая свой быстро твердеющий член.

Ебать.

Против желания зажмурившись, он увидел свои дрожащие руки, кожа на них покраснела под клубами пара, окутавшими его.

Нет.

В течение нескольких недель он был прикован к тишине и осознавал реакцию своего тела на боль. Он не чувствовал ничего похожего на колющую боль, которая терзала его именно тогда. На самом деле, боль начала медленно разгораться в тот момент, когда он узнал запах, принадлежащий Сабель. Её имя эхом отдавалось в его голове, словно песнопение.

Сабель. Сабель. Сабель.

В ответ он почти услышал, как его имя вырывается из её легких на волне экстаза.

Прекрати это. Прекрати это. Боги, прекратите это.

Ни в коем случае он не станет трахать суккуба. Даже думать об этом не хотелось.

Гевин крепко схватился за окоченевший член и шагнул подальше от брызг. Её дети спали в соседней комнате, чёрт возьми. Одна только эта мысль заставила боль утихнуть, его фантазии вернулись в норму. Он взглянул вниз и увидел, что его член стал вяло лежать в его ладони.

Спасибо вам, боги.

Он быстро закончил мыться, выключил душ и откинул занавеску.

— Еб*ть! — Гевин отшатнулся, спохватился и разбил голову о фарфоровую ванну. Он схватил полотенце, чтобы прикрыть нижнюю половину тела.

Посреди комнаты стоял сын Сабель и смотрел на него с детским любопытством, которое вывело Гевина