Порабощенная душа - Кери Лейк

— Гевин… Сабель была… — по её щеке скатилась слеза, и Нола быстро её стёрла. — Она была беременна.

Гевин преодолел комок в горле.

— Была?

— Поскольку вы не были связаны узами… они… уничтожили ребёнка.

— Ребёнка? — Гевин не мог дышать, словно ему в грудь врезался разрушительный удар.

Слово эхом отдавалось в его голове. Уничтожили. Уничтожили. Абсолютно. Невозможно ошибиться в его значении.

Потирание рукой груди мало что помогло уменьшить боль в сердце и онемения, распространяющегося на конечности.

Слёзы в глазах Нолы отражали свет, когда она кивнула и прошептала:

— Твой сын.

Мой сын. Ему хотелось произнести это слово вслух. Решить, какая эмоция возьмет над ним верх: страх, удивление и волнение — замешательство, которое он мог бы почувствовать в те первые минуты, если бы Сабель стояла перед ним и сообщила ему новость о своей беременности.

Однако он не смог. Единственное чувство перевешивало все остальные — неверие. Такое захватывающее горе, из-за которого комната вышла за пределы сознания.

Невидимые ледяные пальцы скользнули вверх по его позвоночнику и сжали затылок, словно укоряющая хватка. Он соскользнул со стула на колени и схватился за череп, наклонив голову, чтобы успокоить вырывающееся у него бешеное дыхание. Нет-нет-нет.

Он вырос ублюдком, сыном ублюдка. Вероятно, сделал бы своего сына внебрачным ребёнком. Но это его сын. Жизнь, которую он создал. С Сабель.

— Я имел право выбора. Никто не сказал мне ни слова. Я должен был сам выбрать! Бл*дь, Нола! Я бы отдал свою жизнь за его! — Слова взорвались в его ушах, перекрывая шум крови и жар, бьющий под кожей.

Сын. Его ребёнок.

Нет.

Никогда бы он не решил причинить Сабель боль или отдать своего будущего сына в безжалостные лапы этих садистских ублюдков, которые, несомненно, получили жестокую радость, забирая невинную жизнь.

Сжавшись, он высвободил нечестивую ярость внутри себя, проклятия вырывались из его груди.

Ярость из-за Сабель, за то, что её не было рядом, чтобы избавить её от боли. За своего убитого сына.

Ярость на тварей, которые отобрали у него выбор, вырвали его прямо из его рук.

Его рёв эхом отразился от стен. Мышцы затряслись, он ударил кулаком в стену за столом. Повернувшись, он просунул палец под ручку ящика стола, выдернул его и швырнул в окно. Стекло разбилось и осыпалось осколками на пол. Встав, он смахнул все бумаги, разбросанные по столу, и раздавил в ладони стеклянный бокал.

Он падал ниже, ниже. Во тьму. Всепоглощающее горе сжимало его желудок, пока наконец не наступила тишина.

Он облажался. Он подвёл Сабель.

Руки на бёдрах, тяжело дыша, он даже не удосужился взглянуть на Нолу.

— Возьми меня с собой. Отвези меня к ней.

— Боюсь…

— Я должен её увидеть. — Он выпрямился, несмотря на дрожь в мышцах. — Прошу, Нола.

— Если нас поймают… — Она покачала головой и махнула рукой в воздухе. — Ох. В любом случае, я слишком стара для сентиментального дерьма. — Вытирая слёзы с щёк, она поднялась со стула, начертила на полу круг, протянула в центр руку и произнесла заклинание.

Как только круг начал искажаться от волн жара, она и Гевин зашли в него.

***

За стеклом на белой кровати, дрожащая, лежала Сабель, свернувшись калачиком в своих путах. Даже несмотря на слёзы, Гевин обратил внимание на каждую рану. Кровь залила все её запястья, от попыток вырваться из своих пут. Её тело казалось бледным, тонким. Хрупким.

Тьма поднялась из самых глубин его души, пламя пронеслось по венам, а ярость сдавила живот. Его руки сжались в кулаки, желая что-то ударить. Стекло, которое их разделяло. Стены, которые держали её в клетке. Лица подлых тварей, причинивших ей боль.

Дрожь сотрясала его тело, ярость и горе грозили довести его до безумия. Ей-богу, он отрубит каждую голову, каждую руку, которая прикасалась к ней. Каждый должен подохнуть.

Гевин прижал руку к стелку. Сабель.

Ещё больше слёз навернулись на его глаза. Как сильно ему хотелось поднять её с кровати и обнять. Прижать её к себе и увезти в безопасное место.

— Я дам тебе минутку, — прошептала Нола, похлопывая его по спине.

Только звук её затихающих шагов сказал ему, что она ушла, а Гевин не сводил взгляда с Сабель. Её конечности дёрнулась, и крик, приглушенный стеклом, вырвался на свободу и пронзил его сердце.

Боль и агония боролись в его нутре, когда он прижался лбом к стеклу. Дыхание вырвалось из него, как вода, застрявшая в лёгких, затопляя его изнутри.

— Я знаю, ты думаешь, что ты там одна, — сказал Гевин, когда его разум немного успокоился. — Но это не так. Я здесь. — Он прочистил горло, убеждая себя прекратить. — Я знаю, что не могу ничего исправить. Но во тьме твоей боли, я здесь с тобой.

Она замерла на кровати, и то, как её глаза посмотрели вдаль, как будто им больше не на чем было сосредоточиться, и её тело дрожало, всё это вызвало новые слезы на глазах Гевина. Можно было подумать, что она недавно вышла из истерики и успокоилась. Хотя он знал лучше. Если Сабель успокоилась, это могло означать только то, что её сердце сдалось. Какой бы проблеск надежды ни светился в её глазах, он потускнел, сменившись принятием.

Она сдалась.

Казалось, прошло всего несколько секунд, прежде чем Нола вернулась.

— Нам нужно уйти, Гевин. Это небезопасно. Если они тебя увидят, тебя отправят обратно в обсидиус.

— Я не могу оставить её.

— У тебя нет выбора. Ты вне поля зрения. Как только они тебя обнаружат, то снова посадят в тюрьму. Ты ничего не сможешь сделать, чтобы она оказалась на свободе.

— Что с ней будет?

— Она, без сомнения, предпочтёт смерть, чем отправить своих детей в приют подземного мира. Я оставлю детей там, где они сейчас. Им будет нелегко, но они будут в безопасности, и о них будут хорошо заботиться. — Её губа задрожала. — Но бедные дети действительно любят свою маму. Так сильно. Редкий суккуб может поставить своих детей на первое место. Мы все рождаемся эгоистами. Только тот, кто позволяет другим прикасаться к своей душе, по-настоящему достоин материнства. А Сабель такая же золотая, как и они.

Гевин напряг мышцы.

— Я сделаю её своей ташлой. Её никто не тронет.

— Ты публично заявишь о своей связи с суккубом и с тем же успехом можешь подписать себе смертный приговор. Это была бы пощечина королевскому двору и ещё большая пощечина твоему отцу. Ты знаешь, что тебе суждено занять место своего отца в Оркосии. Каждый