Елена Саринова - Сотая бусина

   - Ветран, может, яблочного кваса?.. Нет? Извини, 'Монастырский' у нас в деревне не продают. Хотя, я слышала, он в Либряне...

   - Так, что я хотел у тебя спросить! - почти истерично оповестил кот.

   - А я вот тоже у тебя хотела спросить: с каких это пор ты увлекся вопросами магии? - перевела я взгляд на полосатого героя.

   - Да с тех самых, как магия сама мной очень сильно увлеклась, - нервно парировал тот, а потом вспомнил о своей высокой миссии. - Скажи, по какому принципу работает растяжка? Это из-за нее гостиница в итоге развалилась?

   - Получается, так, - смилостивилась я над котом, а потом, подумав, добавила. - Просто в заклятии на разрушение последнее слово как раз и произносится, когда паутинку натягивают... Это, как 'Аминь' в молитве. Срабатывает, естественно, уже в обратном порядке.

   - Как 'Аминь'? - совсем ожидаемо вскинулся воин духа. - А тебе не кажется...

   - Что надо делать, когда, кажется, ты и лучше меня знаешь, - душевно расплылась я в ответ. - Но, должна тебя огорчить, некоторые бабки и девицы на выданье в своей деревенской магии как раз молитвами, а не заклятиями и пользуются. Разумеется, на благие дела. Хотя...

   - А вы знаете... - авторитетно протянул умник, глядя на наш поединок взглядами. - Вы знаете, что само это слово, 'Аминь', является 'именем власти'? А в одном из исходных, точнее, греческом варианте, который до сих пор является православной основой, сумма его равна девяносто девяти. Да. В некоторых, ранних, рукописных молитвах в конце, вместо традиционного 'Аминь' именно '99' и стоит.

   - Да что ты? Значит, ты, Зеня, не только магией озадачился? И ты знаешь, что интересно уже для меня? Число это, девяносто девять... - вдруг, всерьез задумалась я. - Есть такие заклятия, которые как раз и нужно данное число повторять. И еще... четки.

   - Что, 'четки'? - уже совершенно другим тоном, уточнил Ветран.

   - Четки мага. Идеальными как раз и считаются те, где ровно столько бусин.

   - Девяносто девять? - тихо произнес мужчина, сузив глаза.

   - Ага-а, - распахнула я в ответ свои.

   - Так я еще не закончил с суммой. А в другом исходнике, уже еврейском...

   - Мать моя, Ибельмания. И как я про нее забыла?

   - Про сумму? - растерялся умник.

   - Про тетку Тиристину, - пялясь уже в окно, поднялась я из-за стола. - Она творог принесла по спецзаказу, - а потом с кривой улыбкой добавила. - на вареники...

   Соседка наша, как всегда, бодрая и полная новостей, переступив порог дома, сначала бросила привычный взгляд в дальний правый угол, а потом, также привычно сморщилась и раскланялась. Это еще хорошо. Раньше она вообще сплевывать пыталась, пока я из этого, 'святого' угла тетушкину гравюру не сняла. Разглядеть ее с такого расстояния, конечно, сложно. Но, и креститься на 'Дракона, играющего в кости с рыцарем' тоже явно было лишним. И ладно бы, кто-то один из них там присутствовал. Да, и вообще, неизвестно, чьими костями эти двое так азартно резались...

   - Ну и вот, соседушки... - пока я искала в буфете свой кошель, продолжила тетка Тиристина со стульчика у двери. - А еще, знаете, что бабы наши говорят, да и не только они?

   - И что они говорят? - отстраненно буркнула я, с удовольствием наблюдая за воином духа.

  Ветран, обычно бравший на себя почетную обязанность плательщика, сейчас смирно застыл за столом, упрятав под него свои 'огроменные', в рваных штанах ноги.

   - А говорят, что конец пришел проклятому месту. Вы-то зарево, что ли, не видали?

   - Не-ет... Мы заняты были, - проблеял умник, тоже припухший со своим помятым бантом. - А что горело?

   - Так пристань старая, - аж подпрыгнула на стуле соседка. - Так пылала. Такие искры летели. И что занятно, Фионарий наш туда сегодня с утра нос сунул... Х-хе, вечером-то перетрусил, небось, так говорит, все подчистую выгорело. Ни одного сараюшки гнилого не осталось, ни одной досочки. А вокруг - чисто. Забор сгорел, а трава за ним стоит, как и стояла.

   - Да что вы говорите? - наконец, обнаружила я свою пропажу. - И какие выводы он сделал?

   - Выводы? - сузила глазки тетка Тиристина. - Так, пожар стихийный. А что он еще выведет, петух общипанный? Он же в храм то ходит только причащаться. А бабы наши говорят, что небесная кара то была. Не иначе Илия-громовержец молнией туда шандарахнул.

   - И кто-то те молнии разглядеть успел? - да... Вот под Святых мне еще 'работать' не приходилось. Чтоб их, эти знаменья... Хотя, в этот раз, может, пронесет?

   - Конечно, видали, Стасенька, - умертвила мои надежды соседка. - Целых трое и из разных мест.

   - Из глаз, что ли? У таверн? - скривил пасть умник.

   - Нет, уважаемый Зигмунд, - категорично отрезала женщина, сгребая с моей протянутой ладошки медень. - Ну, всего вам хорошего. А мне еще по срочным делам надо, - и звучно хлопнула дверью - как жирную точку поставила.

  А вот у воина духа, наоборот, созрел ко мне большой вопрос:

   - Скажи, Анастэйс, как так получилось? - наконец, поднялся он из-за стола.

   - Это ты сейчас о жизни в целом, или...

   - О пожаре в частности, - быстро уточнил Ветран. - Я, честно говоря, этот... момент как-то выпустил из виду.

   - Еще бы ты его не выпустил, когда ноги едва передвигал, - не получилось у меня в этот раз съехидничать, но я тут же опомнилась. - Ты ведь сам мне говорил, что надо уметь договариваться. А уж со своей родной стихией это сделать проще всего. Вот я с огнем и договорилась. А то, что касается самого пожара, так мне тихони помогли, разнося его по всем углам на своих шкурах.

   - А вот это я заметил.

   - А я вот заметила, что у тебя трапеза закончилась. Так?

   - Так, - вмиг насторожился мужчина.

   - А раз так, то раздевайся.

   - Стася, ну ты даешь, - поскользнулся в полете с трона кот.

   - И ты тоже готовься... Раны ваши геройские буду проверять, - и, довольная произведенным эффектом, развернулась к аптечному шкафу.

   Хотя, зря я вообще к нему ходила, потому, что вчера еще расстаралась на совесть, подкрепив свеженаложенные повязки проверенными тетушкиными заклятиями. В результате же Зеня лишился своего украшения, хоть я и предлагала ему навязать новый бант - на хвосте и просто ради любви к искусству. Но, кот отказался, шустро улизнув на залитое утренним солнцем крыльцо. А вот Ветран...

   - Садись на стул.

   - Угу...

   - Сначала руку.

   - Угу...

   - И не дергайся так. Или у тебя опять на меня прежний рефлекс вернулся?

   - Анастэйс.

   - И помолчи. Пожалуйста, помолчи... Ага. Только розовые рубцы остались. Можешь рубашку надеть.

   - Анастэйс?

   - Ну, что, Ветран?!

  Нет, это просто мука. Видеть его так близко, вдыхать родной запах и пытаться при этом под щелканье ходиков себе вдалбливать: 'Не мое. Не мое. Не мое...'. И почему же он мне совсем сейчас не помогает? Неужели и сам не видит, что бесполезно все? Зря...