Наследница мага смерти. Лорд Хаоса (СИ) - Таис Сотер

Поднимаясь по скользкому глиняного склону берега, Хель неловко поскользнулся, и угодил коленями и локтями в жидкую грязь.

— Да чтоб их… — начал он, и замолк, увидев чуть выше, там, где уже начинала расти трава, следы ног — босых и каких-то неправильных, хотя безусловно человеческих.

Некромаг провёл руку над отпечатком, скорее интуитивно, чем пытаясь что-либо почувствовать. Мало ли кто тут ходит — может быть, здесь купались солдаты из замка… Но след не принадлежал живому. Тот, кто его оставил безусловно не был живым, но и умертвием, таким, с какими Анхельму приходилось сталкиваться, он не был. Не живой… но и не мёртвый?

Через полчаса тщательных поисков он нашёл следы засохшей крови и кусочки обгоревшей, обуглившейся кожи на кустах — да притом столько, что казалось что человек, продиравшийся через кусты, линял как змей. В крови не было ни оттенка жизненной силы, что обычно остаётся даже после того, как она высохнет, а вот кожа наоборот, слишком хорошо сохранилась. Сорвав несколько листков, запачканных ржавой кровью, некромаг сжал их в ладони, пропуская немного своей энергии, и произнёс заклинание, которое помнил наизусть. Кровь приведёт его к своему владельцу.

Объект поисков находился совсем неподалёку. Заклинание привело его к глубокой яме, наполненной прелыми листьями, камнями и ветошью. Впрочем, приглядевшись к груде тряпок Анхельм понял, что там есть что-то ещё.

— Эй, — негромко крикнул он, и подняв серый камешек с земли, кинул его в яму.

Ветошь зашевелилась, и из ямы неловко, изломанно дёргаясь, подобно сломанной кукле, вылезла тварь. Некромаг не сразу узнал в этом уродливом существе алисканского гайдука. Салман Джудо больше не был похож на человека. Лицо как будто оплавилось, а черты лица поплыли. Полностью безволосый череп был иссечён, а на виске красовалась рваная рана. Почерневшая, обуглившая кожа висела лохмами, а то и вовсе отсутствовала. Кое-где сквозь гниющую плоть и остатки одежды проглядывали кости, а левая рука была отсечена по локоть. Но страшнее всего были глаза — белёсые, неподвижные, но в которых виднелась не по-человечески неизбывная мука.

С такими повреждениями просто не живут — умирают от кровопотери и болевого шока. И всё же Анхельм не чувствовал отпечатка смерти на Джудо. Он самым парадоксальным образом был жив. Несколько секунд двое изучали друг друга.

— Не человек, — с трудом ворочая языком в поломанной челюсти, произнёс Салман.

— Человек, но и не только, — ответил Хель. — Я некромаг.

Скрывать свою сущность некромаг не видел смысла — едва ли Джудо пойдёт куда-то жаловаться.

— Есть ещё… что-то. Внутри тебя.

— Видишь? Надо же, — с интересом сказал Анхельм. — Ты меня не узнаёшь?

— Нет.

— Я был с тайранцами в Алискане. Я знал тебя. Что с тобой случилось, Салман? Кто это с тобой сделал?

Мертвец с трудом пожал плечами.

— Непогода, огонь, а до этого — люди. Сначала пытались меня убить, затем сжечь. Я дал им поверить, что это произошло. Они даже не дождались того, чтобы моё тело полностью сгорело.

— Пытались? Значит, них не получилось.

— У меня забрали мою смерть. Я не способен умереть, и не умру никогда. По крайней мере пока моё тело не станет прахом, смешавшись с землёй. Так он сказал — что в конце концов я всё же буду свободен.

— Он? И от кого ты получил столь… прекрасный дар? — поджав губы, спросил некромаг.

— Сигил. Асет Орани.

Это многое объясняло. Всё же маг хаоса был когда-то весьма неплохим целителем, и едва ли утерял свои навыки. Он сделал так, чтобы Джудо не мог умереть, но вместе с этим забрал и его посмертие. Жестоко даже для Асета, подумал Анхельм.

— Расскажи, что произошло.

— Зачем? Хочешь поиздеваться?

— Хочу помочь. Мне жаль видеть тебя в таком состоянии.

Глаза Джудо на секунду вспыхнули надеждой.

— Ты поможешь мне умереть? Я устал и измучен… эта боль…

Анхельм кивнул, пряча взгляд. По крайней мере, гайдук познает покой — большего некромаг ему не мог дать.

— Тогда… Я злился на неё. Ненавидел и хотел её смерти, — несмотря на слова, в голосе алисканца слышалась лишь тоска и нежность. — Она влезла мне в разум, и всё там перевернула. Использовала свою грязную магию, чтобы получить мою душу, а потом выкинула, как ненужную игрушку. Но я бы… я простил, если бы видел в её глазах хоть что-то помимо жалости и брезгливости.

И хотя Джудо не произносил имя, некромаг понял, о ком он говорит. Агнесса. Это ещё одно доказательство, что таким, как они, не стоит связываться с людьми. Но разве стоить винить того, кто выступает лишь орудием в руках чудовищных, жестоких сил? Впрочем, как и он сам когда-то…

— И ты захотел отомстить арэнаи и захотел убить её подопечную, принцессу Элоизу? — стараясь говорить мягко и одобряюще, предположил он.

— Нет… нет. Я воин, а не убийца, я не тронул бы невинную душу. Но горечь и отчаяние жгли меня, и я не находил конца и края своей муке. А когда Агнесса уехала, оставив всё и бежав из Алискана, мне стало ещё хуже. И вот тогда, когда мне казалось, что мой мир обрушен, появился сигил, буквально из ниоткуда, когда все думали, что он мёртв, и дал мне надежду. Он сказал, что знает, чего я хочу. Что сможет мне помочь забыть её.

Должно быть, это случилось тогда, когда Несс была в руках сигила. Орани всегда любил проворачивать одновременно несколько дел.

— И ты так просто поверил союзнику своих врагов?

— Я был в отчаянии, я запутался… И я не доверял Орани — не настолько я глуп, как ты думаешь, маг. Но согласился поговорить с ним. А затем… — Джудо горько и страшно рассмеялся, — Я знал, что рядом с магом нельзя ничего есть и пить, что нельзя смотреть колдунам в глаза, если не хочешь быть зачарованным. Но сигил оказался достаточно могущественным, чтобы обмануть меня. Я был в забытьи, и очнулся уже у себя на следующие сутки. День моей жизни был украден, и я забыл, что маг сделал со мной. Лишь потом, гораздо позже, я вспомнил слова Орани, я вспомнил, как он вырывал сердце из моей груди, и низкий потолок пещеры над собой, и вкус крови во рту. И Ирбиса Като — мага князя Лайсо. Мне кажется, он тоже был там. Но… это уже не имело значения. Тоска ушла, как и боль, и я почувствовал облегчение. В те дни… сейчас я понимаю, что потерял не только свои печали, но и радости. Ничего не трогало