Спящее пламя Ферверна - Марина Эльденберт

— нельзя ходить никуда одной, нельзя ездить на соревнования в другие страны в молодежной группе, нельзя, нельзя, нельзя, это опасно, это тоже, а это еще опаснее. Да, я понимаю, что он обо мне заботится и откуда у всего этого ноги растут. У него погибла вся семья, а потом чуть не погибла мама, у него может быть много врагов, но…

— Он пришел поделиться впечатлениями о моем выступлении, — соврала я, чувствуя себя крайне мерзко. Раньше я никогда ему не врала: у нас была такая договоренность — предельная честность. — А с Роа у нас вышло небольшое недопонимание, поэтому мы не ужинали вместе.

— Небольшое? В чем оно заключается?

— Папа! Оставь мне, пожалуйста, хотя бы мою личную жизнь личной, — возмутилась я.

— Если твоя личная жизнь может угрожать твоей репутации, репутации нашей семьи, она перестает быть личной, — все так же холодно отозвался отец. Еще один плохой признак: он не включил видеосвязь, а значит, и правда очень злится: — Никакого больше общения с Гранхарсеном, Ятта, ты меня поняла?

Вообще-то я и так не собиралась с ним общаться, зачем мне сдался этот напыщенный, самоуверенный… драконий отросток⁈ Но вместо этого я сказала:

— Пап, я тебя очень уважаю и ценю, но если я не научусь общаться с людьми сейчас, что мне делать в дипломатическом корпусе?

— Можешь учиться общаться с кем угодно, только не с ним. Этот парень — копия своего отца, совершенно неуравновешенный, беспринципный, если о вашей встрече кому-то станет известно, это клеймом ляжет на твою репутацию.

— Пап, ты уже говорил про репутацию, — напомнила я. — Может, расскажешь, чем тебе так не нравится Джерман Гранхарсен?

— Это совершенно точно не тема для разговора, — в голос отца ворвались металлические нотки. — Никаких Гранхарсенов в твоем личном пространстве, а с Роа — что бы у вас там ни произошло, решите свои противоречия в ближайшее время, пожалуйста. Ты сама понимаешь, что присутствие твоего жениха в Мэйстоне и ваши раздельные выходы порождают слухи.

Чем хорошо отсутствие связи — так это тем, что можно скорчить физиономию и показать отцу язык. А он этого не увидит.

— Роа, между прочим, дружит с Гранхарсеном, — мстительно сказала я.

— Это его дело и дело его родителей. Все, Ятта. Хорошей тренировки.

Отец отключился раньше, чем я успела пожелать ему… чего-нибудь. Мне кажется, чем взрослее я становлюсь, тем большая пропасть нас разделяет, и для меня это очень больно. Я помню, как он носил меня на руках, даже когда у него было много работы, я сидела в кабинете у него на коленях и могла таскать со стола все, что там лежит. Даже что-то очень нужное. С мамой у меня никогда не было такой близости, я бежала к отцу с разбитыми коленками и разбитым сердцем — когда у меня вышла первая серьезная ссора с лучшей подругой. Да, в детстве у меня еще были подруги. Потом все поменялось.

У подруг стало больше ответственности, у меня стало больше ответственности, а дружба превратилась в «дипломатические связи», как я их называю. Насколько я знаю, у отца так же. Он неплохо общается с отцом Роа, Бенгарном Вайдхэном, но насколько может назвать его другом? Не представляю. Вокруг него столько людей и иртханов, что ими можно заполнить ту самую Мэйстонскую ледовую арену, но он никого к себе не подпускает.

— Самое важное, Ятта — это семья, — говорит он.

Подозреваю, что и с отцом Роа он сблизился исключительно потому, что нам предстоит стать семьей.

Кстати, о Мэйстонской ледовой арене… Я бросила взгляд на часы: у меня немного «поехало» восприятие времени, потому что Хайрмарг и Мэйстон находятся в разных часовых поясах. Если за пару дней до и в день выступления я держалась на адреналине, то сегодня начался откат.

Я постоянно зеваю, кошусь в сторону кофемашины, пока собираюсь на тренировку. Стараюсь не злиться на тех, кто доложил отцу о Гранхарсене (кто-кто, мое сопровождение, конечно), и не думать о том, что делать с Роа. Можно было бы конечно все рассказать отцу, устроить грандиозный скандал. Я даже не представляю, что это будет за скандал. Подозреваю, что Роа действительно могут оторвать голову, гипотетически. А могут и не оторвать. Я вообще не знаю, что со всем этим делать, для меня эта ситуация — один сплошной ночной кошмар, в котором я оказалась, и с которым мне не к кому пойти.

Даже к маме. Если я расскажу ей, она расскажет отцу, между ними секретов нет, и — смотри пункт первый. Если я расскажу Эрверу, он расскажет отцу, и с большим удовольствием. Мой брат будет невыносимо счастлив подставить Роа и понаблюдать за тем, как его скинут с башни. Нет, я очень люблю Эрвера, но такая черта, как мстительность, в нем присутствует, а еще он очень не любит Роа.

Подружек у меня тоже нет, поэтому остается все решать самой. Поэтому я понимаю, что рано или поздно мне придется поговорить с Роа. Рано или поздно, но не сейчас. Сейчас у меня впереди — тренировка, и на сей раз мы с Санной будем отрабатывать финальные штрихи произвольной программы. Хореографа, который ставил мне танец, с нами нет, но он и так сказал, что у меня все отлично. Это просто прогоны, чтобы не терять форму и чтобы в нужный день выйти и сделать все на высшем уровне.

У меня все получится. Иначе и быть не может!

«Ятта, мне очень нужно с тобой поговорить. Если ты не готова меня видеть, мне лучше уехать».

Очередное сообщение от Роа застает меня в тот момент, когда я чищу зубы. Я уже приняла душ, сейчас высушу волосы и поеду на тренировку. Завтракать мне не хочется от слова совсем, поэтому я решила, что обойдусь кофе и приветственными печеньками, которые меняются в моем номере каждый день.

Я читаю его сообщение и понимаю, что ему, наверное, уже влетело. За то, что он здесь, и мы не вместе. Мне нужно испытывать хотя бы капельку сострадания, но в тот момент, когда в меня начинает просачиваться эта самая капелька, я опять вспоминаю Нису, и она растворяется, как эфирное масло. Она, оно. Сострадание. А лучше бы растворилась Ниса! Лучше бы я…

Что? Никогда о ней не узнала? Но она бы все равно была.

Роа с ней был, и он не просто