Лесса Каури - Стрекоза для покойника (СИ)

Ознакомительный фрагмент

— Учить тебя и учить жизни, иллюминация, — вздохнула Анфиса Павловна.

Янтарный напиток, несмотря на лёгкость пития, знатно шумел в голове.

— Почему вы меня так называете, Анфиса Пална? — набравшись наглости, уточнила Лука. — Ладно бы я вся стразами была усыпана, от макушки до кроссов!

Старушка хмыкнула.

— Видишь ли, девонька, я уже стара, глаза меня подводят, несмотря на бинокуляры мои, потому частенько пользуюсь тем, что мы называем периферическим зрением. Но это не то зрение, про которое написано в учебниках для медицинских учебных заведений!

— Мы? — уточнила Лука.

— Хранители, — кивнула та. — Тебе случалось когда-нибудь смотреть на периферический мир?

Лука вспомнила, как Муня показывала ей пространство, ноздреватое как свежий хлеб, в котором ясно видна каждая дырочка, трещинка, вмятинка.

— Да, наверное, — засомневалась она.

— Тогда ты знаешь, как много там света и… вообще всего. Молодым ведьмам и колдунам сложно привыкнуть к такому изобилию, да и организм адаптируется не сразу, вот почему они не могут долго смотреть. А я, старая и подслеповатая, могу, чем и пользуюсь. У тебя сильный Дар, Лука, правда, он дремлет, но однажды пробудится. Я его вижу как, — она хихикнула, — новогоднюю ёлку, обмотанную сразу несколькими разноцветными гирляндами.

— А как пробуждается Дар? — заинтересовалась Лука, уминая колбасу.

Анфиса Павловна снова наполнила бокалы. Впрочем, ‘наполнила’ — неправильное слово. Она разливала по чуть-чуть, на самое донышко, затем грела бокал в ладонях, покачивая в нём напиток, подносила к носу и нюхала, как лучшие духи. И только после этого дегустировала. Поневоле Лука попыталась повторить этот цирковой номер. Странный аромат щекотал обоняние, и это было… волнительно.

— У всех по-разному, — задумчиво ответила старушка, поставив бокал, — кто-то переболевает, как гриппом, с высокой температурой и насморком, кто-то вещи оживляет, кто-то видит в лужах другие миры…

— А у меня было в детстве… — вдруг решилась Лука.

Никогда и никому не рассказывала, а тут решилась. То ли из-за вкуса, цвета и запаха колдовского напитка из бутыли с виноградной лозой и двумя буквами Х и О, то ли из-за личности квартирной хозяйки.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась та, — расскажешь?

— А вы смеяться не будете? — уточнила Лука.

Старушка полуобернувшись посмотрела на форточку. Та вдруг стукнула, открывшись. В кухоньку влетел свежий ветер — сильный и влажный, дунул Луке в лицо, будто старый друг, любящий подшутить, а затем… поднял со стола бокал с остатками коньяка и сунул ей в пальцы. Лука махом выпила остатки и со стуком вернула бокал на стол.

— Понятно, смеяться не будете! — сказала она. — Вы как про лужи сказали…

И она поведала домохозяйке и о луже, и о головастиках, и об огне в печке. Не призналась лишь в последнем эпизоде, в результате которого брат попал в больницу, а мотороллер — на свалку. Застыдилась…

Анфиса Павловна слушала внимательно. Когда Лука закончила говорить, разлила по последней и убрала бутыль обратно в буфет. Потянулась к колбасе, но передумала, намазала ещё один бутербродик икоркой и сказала, как ни в чём не бывало:

— Когда во мне пробуждалась стихия огня, я спалила сарай… Ночевала там с одним парнишкой, от его ласк совсем голову потеряла… едва успели выбежать! Ох и досталось мне потом от мамки!

— За что? — удивилась Лука.

— За то, что себя не контролировала. Стихия — она и есть стихия. Дикая, необузданная. Мы, стихийники, можем управлять ею, подчинив себе. Это как дикого зверя укротить — коли он признает в тебе хозяина, будет слушаться, коли нет — погрызёт и тебя, и твоих близких!

Лука отвела глаза. Старуха была права. Не разозлись Лука тогда на Артёма, кулак ветра не сбил бы его мотороллер!

— А как это — подчинять?

— Для начала надо учиться контролировать свои мысли. Думаешь, это просто такие тараканы безобидные в голове? Нет, иллюминация, к сожалению, это не так. Если бы стихийники себя не контролировали — мы жили бы в мире бесконечных ураганов, наводнений и смерчей. Можно сказать, что мы — одни из самых опасных Хранителей, ведь разрушения, которые могут случиться из-за нас, носят глобальный характер!

Лука вдруг вспомнила, как бушевала гроза в ту ночь, когда она металась по комнате, мучимая виной. Неужели это из-за неё так ярились молнии, и лил дождь?

— А я — стихийница? — с замиранием сердца спросила она.

— Похоже на то! — задумчиво протянула Анфиса Павловна. — Но пока ты воздух не почувствуешь, ничего нельзя сказать наверняка. Ты ведь не чувствовала ещё?

— Нет, — спустя еле заметную паузу ответила девушка.

Несмотря на репутацию респектабельного и модного клуба публика в ‘Чёрную кошку’ приходила такая разная, что Лука иногда диву давалась. Конечно, всех посетителей объединяла принадлежность к ‘периферическому миру’, как называла полную чудес и магии реальность Анфиса Павловна, однако внешне они могли сильно отличаться. В этот вечер в зале было многолюдно, но девушка, вышедшая в свою смену, сразу обратила внимание на столик в углу, за которым примостились трое здоровых мужиков. Таких здоровых, что она решила — это профессиональные культуристы, тем более что накачанных бицепсов и мощных грудных мышц в разрезах футболок в обтяжку те вовсе не скрывали.

Пока Лука принимала заказ у бородатого блондинистого громилы с весёлыми глазами, остальные переговаривались, обращая на официантку внимания не больше, чем на пепельницу.

— Прикинь, Адрианыч, расширяли новое кладбище, копали яму под фундамент крематория, а обнаружили могильник… В незапамятные времена кто-то кого-то туда захоранивал. Пока инспекция из архитектурного надзора, пока экспертиза, туда-сюда, могильник-то открытый стоит… — говорил недоброго вида дядька, с руками, покрытыми разноцветными татуировками.

— Нехорошо, — покачал головой второй. — И не освятили место-то?

— Да вроде нет, в том-то и дело! Все ещё разбираются!

— Ох, доразбираются, что нам придётся! — заметил бородач, взмахом руки отпуская Луку с заказом.

Уходя, она запоздало удивилась, как он включился в беседу, ведь не слушал вовсе разговор соседей по столику, обсуждая с Лукой меню.

Вспомнила об этом уже поздно ночью, когда большинство посетителей ушло. За прошедшее время Лука успела полюбить эти моменты тишины и покоя, приглушённый свет, загадочное мерцание глаз Раисы.

‘Привет, придурок, как дела?’ — присев за барной стойкой, написала она брату, не сомневаясь в том, что получит ответ.