Дуэт с герцогом сирен - Элис Кова

– Сегодня день прощания, когда мы передадим подношению наши песни и пожелания, чтобы она донесла их до ушей лорда Крокана. Давайте даруем ей благословение, чтобы завершить помазание и подтвердить свою веру в древних богов, которым мы обязаны и жизнью, и смертью.

Мужчины уплывают, и я остаюсь в центре комнаты одна, сама себе напоминая предназначенный для разделки кусок мяса. Все сирены бросают на меня голодные, отчаянные взгляды.

Снова начинается пение – тихое гудение на заднем плане, как будто все одновременно бормочут себе под нос. В этой мелодии, похоже, нет ни слов, ни какого-то глубинного смысла. Сосредоточенно вслушиваясь в песню, ничего не замечаю вокруг и прихожу в себя, лишь когда к пьедесталу подплывает юноша, на вид не старше семнадцати лет. Он склоняет голову и складывает руки на груди в молитвенном жесте, а после начинает петь, и в этом гимне я могу разобрать слова:

– Проводи мою мать к месту ее упокоения. Позаботься о моем брате, который стал жертвой гнили и последовал за ней. Пусть моря очистятся и успокоятся, а Вечноморе превратится в океан, где поселятся радость и мир.

Закончив, он протягивает ко мне руку, и на моем плече появляется точка, заключающая в себе всю его песню.

Юноша отплывает, его место занимает молодая женщина, которая точно так же сцепляет руки перед собой, склоняет голову и заводит свою мелодию.

– Пусть на наши поля прольется благодать в виде теплых, чистых потоков. Пусть духи покинут наши берега. Пусть наконец-то утихнет в твоем сердце ярость, лорд Крокан.

Ее метки, другого цвета, возникают на тыльных сторонах моих ладоней. Она в последний раз смотрит мне в глаза, и я выдерживаю ее взгляд. В ней есть что-то почти знакомое…

Она отворачивается и уступает место следующему просителю.

Вскоре вся эта церемония уже воспринимается бесконечной.

Друг за другом сирены подплывают ко мне и исполняют для меня одной личные песни, наполненные печалью и тоской, а после одним движением пальца перекладывают тяжесть всех своих надежд на мои плечи.

Неимоверная ответственность.

Они все отчаянно ждут и молятся о том дне, когда смогут услышать сладостные слова: «Все хорошо, больше не о чем беспокоиться. Ты в безопасности».

Мне хочется сказать им об этом, даровать хоть крохи надежды, которые еще остались в моем усталом теле. И я начинаю тихо напевать в ответ на их песни. Потом уже пою громче, вместе с ними. Я не произношу слов, не пытаюсь что-то обещать. Это их момент, и я не хочу его отнимать. Скорее, стараюсь в знак солидарности достичь с ними гармонии. Единственное, что я могла бы им сказать – если бы вообще решилась заговорить: «Я тебя вижу. Я тебя слышу».

Пролетают часы. Сирены тянутся нескончаемым потоком, снова и снова оставляя на мне отметины своими голосами. Мое тело будто растворяется в звуках и цветных пятнах. Все неприятные ощущения, которые некогда вызывали во мне прикосновения незнакомцев, исчезли вместе с физическим восприятием. Сейчас есть лишь наша торжественная песня. Молитва, разделенная на двоих.

Прощание со мной.

Внезапно в комнате воцаряется тишина. Постепенно прихожу в себя, моргаю, глядя на потолок, откуда ко мне тянутся призрачные деревья, напоминающие руки самой Леллии, желающей обнять своих живых детей. Опускаю голову, в какой-то момент запрокинутую во время пения. Ко мне приближается мужчина, странная мелодия которого звучит в такт с его сердцем. Кто он?

Миг спустя незнакомец зависает передо мной. Один его пристальный взгляд, и вокруг меня снова рушится мир.

Внутри просыпаются чувства и желания. Во мне еще живет память о нем, удерживая меня среди живых. Как все и предупреждали. Он – моя связь с этим миром, и так будет всегда. Я знаю об этом, чувствую всей душой.

Но вместо того, чтобы вызывать смятение, данная истина лишь укрепляет мою решимость. Он – единственное воплощение всего, за что мне предстоит бороться. Пусть я не помню мужчин и женщин, которые пели передо мной свои песни, но его ни за что не забуду. Даже в самых дальних уголках Бездны, куда никогда не проникают лучи солнца, путь мне будет освещать тот свет, что он вложил в мое сердце, счастье и радость, которые я уже не чаяла испытать снова.

«Но как его зовут?»

Мучительно силюсь вспомнить, пока он поет для меня в последний раз. Мужчина протягивает руку и проводит пальцем сверху вниз, не прикасаясь ко мне, оставляет рисунок на моем теле. Потом повторяет то же движение левой рукой. Снова правой. Опять левой…

Я вслушиваюсь в его тихую песню, рассказывающую историю о мальчике, который старается быть достойным титула, свалившегося на него по велению судьбы, о тех, за кого он боится, о горе, охватившем его после исчезновения матери. Повествование переносится в настоящее, и песня меняется. В ней появляются радостные, уверенные ноты. Он с кем-то знакомится; в голосе слышится неподдельное счастье. Трудно сказать, поет ли он только для моих ушей, но я слишком захвачена историей, чтобы беспокоиться об остальных.

«Спой для меня, – просит мое сердце. – Спой в последний раз».

«Спой для меня», – эхом вторит он, как и много месяцев назад.

И я не могу отказать.

Я возвышаю голос вместе с ним. Он протягивает руки, и я, слегка дрожа, их сжимаю. Мы проплываем над собравшимися сиренами и выбираемся наружу сквозь отверстие в потолке, скрытое среди светящихся отзвуков. Остальные следуют за нами; я скорее ощущаю, чем слышу, как они присоединяются к нашей песне. Но для меня имеет значение лишь голос этого мужчины.

Держась за руки, мы с помощью его хвоста поднимаемся вверх. Он смотрит мне в глаза, столь же твердо, как и всегда, будто одним взглядом говорит: «Не бойся».

«Я боюсь», – хочу я ему признаться. Но боюсь не за себя, а за него. Боюсь того, что случится после моего ухода из этого мира.

Мы проплываем по большой коралловой трубе, органично вырастающей вверх прямо из замка. Из трубы торчит большая незаконченная арка, похожая на отрезанную часть моста; над водой подобная конструкция давно бы уже рухнула. Впрочем, сейчас я вижу только одно: длинную доску, которая тянется к самой Бездне.

Мое последнее плавание.

Мужчина с печальными глазами, все так же не выпуская мою руку, провожает меня до самого конца. Остальные сирены вслед за нами вылетают в открытое море, будто летучие мыши в сумерках из пещеры, чтобы стать свидетелями жертвоприношения, но не расплываются в стороны и не