Красная Шкапочка - Жнецы Страданий

С этими словами выученица развернулась и растворилась во тьме перехода, оставив крепкого сильного мужика стоять, привалившись плечом к стене на подгибающихся ногах.

В груди у колдуна поднялось что-то склизкое, трясущееся — лучше подохнуть, чем жить без Дара, лучше как угодно сгинуть, чем стать никчемным. Словно сухую ветку — без усилий — переломила его неведомым колдовством проклятая девка. Только могучим усилием воли Донатос смог отлепиться от стены и сделать шаг, потом другой. Ноги казались деревянными, руки слабыми, а в животе ворочался все тот же холодный ужас. Как теперь скрыть его? Как не показать другим? Как не утратить единственную веру, какая всю жизнь его поддерживала — веру в себя, в свою силу?

И глухо стучало сердце, словно бы отсчитывая последние мгновения прежней жизни, которая закончилась навсегда. И назад ее уже не воротить. С переломленным хребтом люди, бывает, живут. Вот только калечит это их сильно.

— Я привел девушку, ходившую у меня в выученицах пять лет. Ныне ее послушание закончилось, и я говорю за нее свое слово. Лесана рода Острикова готова принять пояс ратоборца из рук смотрителя Цитадели.

Креффы переглядывались. Нэд смотрел на Клесха исподлобья, нахмурившись, словно грозовая туча. Казалось еще чуть-чуть и начнет метать молнии.

— Значит, пояс… — сказал Глава и в голосе его послышались раскаты грома. — Пояс никчемной девке. Вас где носило? За три года — ни слуху, ни духу — только оброчные деньги с оказиями пересылал. Да еще сороки прилетали с записками, где выучей искать. Только по твоим сорокам ни одного нового послушника добыть не удалось! А теперь явился, когда и дождаться не чаяли, пояс требует!

Наставник Лесаны посмотрел на Нэда и ровно ответил:

— Я, Глава, не Велик день, чтобы меня ждать. И пояс я не требую. Мой пояс при мне, — Клесх указал глазами на свой, уже потертый и видавший виды широкий ремень. — Я прошу опоясать мою выученицу.

Про то, что их обоих не было в Крепости три года только потому, что им воспретили тут появляться, Клесх смолчал.

Казалось, даже во дворе было слышно, как смотритель скрипнул зубами.

Лесана смотрела из-за спины наставника остановившимся взглядом, в котором не читалось ни смятения, ни волнения, ни неловкости. Будто глядела и не видела, слушала и не слышала. А уж рожа-то какая застывшая, ну вся в наставника своего! Нэд поднялся из-за стола, за которым по обычаю сидел, и обвел глазами остальных креффов.

— Что скажете на речь сию? Упредить ли девке пояс и облачение?

В покое на несколько мгновений воцарилась тишина. Все припоминали, как Глава изгонял из Цитадели креффа с бестолковой выученицей. А теперь — немыслимое дело — полоумный наставник не просит, а всем видом призывает никчемную послушницу опоясать.

Дарен хмуро взирал на Лесану. Девка в жилу так и не пошла. В росте, правда, вытянулась и по всему видно — сделалась крепка. Такую за зад ущипнешь — пальцы сломаешь — нежного тела не осталось, вся твердая, как доска.

Вот только жилы любому нарастить можно, как и мясо с любого согнать. А пояс ратоборца за одну только выносливость не дают. Поперед всего Дар для того нужен. И силы немалой. А крефф, как ни вглядывался, не видел в выученице Силы, не чуял. Стояла перед ним — не девка и не парень. Для девки слишком крепка и суха, для парня — тонка и узкоплеча. Ни рыба, ни мясо, ни хлеб, ни репа. Не пойми что.

— Я, Глава, на это так скажу, — пробасил со своего места наставник ратоборцев. — Ежели Клесх в своей выученице так уверен, можно и опоясать. Вот только я ее в бою не видал. Может, в наставнике кровь молодая играет? Кто его знает, чему он там послушницу учил, каким премудростям…

Клесх после этих слов так посмотрел на могучего креффа, что тот осекся и продолжил, словно споткнувшись:

— Так вот. Пока кто-то эту тощую не испытает, я опоясывать ее поостерегся бы.

Со своего места подал голос Руста:

— А Дарен дело говорит. Мы ее и правда три года не видели. Как иначе понять, что девчонка из себя явит?

Креффы переглядывались, согласно кивая.

— Значит, испытывайте, — легко согласился наставник Лесаны. — Кто против нее выйдет? Озбра? Или ты сам, Дарен?

Вой поднялся со скамьи:

— Сам. Идем, малохольная, поглядим, чему ты там выучилась, — и он махнул рукой.

Девушка вопросительно посмотрела на наставника и только после его кивка последовала следом за могучим воином. Близ высоченного мощного креффа она смотрелась, словно колос рядом с дубовой колодой.

— Клесх, ой дурость затеял, — проскрипел, ковыляя мимо, Рэм. — Девка — ратоборец? И так курам на смех, а уж супротив Дарена… Ну, может у тебя запасные выученицы есть.

В ответ на эти слова крефф только усмехнулся и посмотрел поверх седой головы на Майрико, которая шла вместе со всеми к выходу.

Целительница казалась какой-то осунувшейся, уставшей, похудевшей. В уголках светлых глаз появились тонкие, едва заметные морщинки. Но она была все такой же стройной, гибкой, с белой нежной кожей, похожая на ландыш.

Лекарка улыбнулась ему и, проходя, мимолетно коснулось рукой плеча, словно бы желая выразить свое участие, свою радость. Он в ответ кивнул.

Озбра, Ихтор, Лашта, Бьерга. Лица людей, которых он не видел несколько лет, мелькали одно за другим. Последним из покоев, следом за бледным и отчего-то растерянным Донатосом, выходил Нэд. Лицо Главы являло собой застывшую личину недовольства.

Ратный двор Цитадели заполнился народом. Креффы в ожидании предстоящего, переговаривались негромко и слегка оторопело, забыли даже о послушниках, незаметно стянувшихся со всех концов крепости. Тут были и молодшие — впервые видевшие Лесану и вообще — девку-воя, пришли и те, кто помнили и застали ее в Цитадели. Вот только одногодков не было — все уже разъехались, опоясанные. Больше не свидятся.

Послушница стояла особя, положив ладонь на рукоять меча.

— Как биться-то будем? — хмуро спросила она.

Девушке не нравилась затея с боем. Она казалась себе из-за этого каким-то ярморочным скоморохом, поглазеть на которого собираются все, кому не лень. От общего недоверчивого внимания, от перешептываний на душе делалось погано. Нешто всю жизнь ей доказывать, что она не девка — ратник? Нешто так и будут в ней сначала бабское видеть и лишь потом — Дар, богами ниспосланный? Отчего ж люди сперва видели в ней девку порченую и только потом уже обладательницу могущественной Силы, защитницу и бойца?

Вон, и Дарен так же. Смотрит недовольно, презрительно, мол, что взять с бабы? Кроме прялки, чугунов да серпа ей никакое другое оружие сроду не подчинится.