Реверанс со скальпелем в руке - Тамара Шатохина

Я оставила его… — шептала я, чувствуя, что опоздала уйти — опять слезы: — Рауль ушел, и я следом — глупо совершенно! Бездарно, бессмысленно, безответственно! Убивать? — смахнула я влагу со щек, — Чего бы я добилась? Но желание такое было — еще тогда.

— Но Франсуа стал шевалье Франции, — осторожно заметил Дато.

Я замолчала и высвободилась из рук Георгия. Плотнее запахнула на себе его длинный просторный халат, надетый сверху на пижаму и села на место. Помолчала, вытирая салфеткой глаза и нос.

— Простите. Больше не буду — обещаю. Вы правы, Дато, я смотрю на то, что случилось с позиции матери. А вы еще молоды, но уже рассуждаете, как мужчина. Де Роган тоже считал, что достойная цель оправдывает любые средства при условии её достижения. Вижу цель — не вижу препятствий… это так по-мужски.

— Он не только шевалье Франции, — заметил Даня, — читай дальше, пап.

— «… в 1776 — лейтенант, в 1786 году произведен в капитаны с переводом в пехотный полк Ду-Понт, в этом звании встретил революцию. С 1792 — шеф батальона, потом инспектор побережья 15-го военного округа, 1793 — шеф бригады, в 1794 — определен в армию Шербурга и назначен начальником штаба объединенных Армий Шербурга и Бреста. В 1795 по рекомендации генерала Гоша награжден чином бригадного генерала, с февраля — дивизионный генерал. В декабре назначен начальником штаба экспедиционного корпуса, направленного Комитетом спасения для обороны французских колоний от нападений англичан. Вместе с правительственным комиссаром в 1796 году прибыл на остров Иль-де-Франс, где огласил Декрет об отмене рабства в колониях, несмотря на противодействие белого населения. Впоследствии изгнал правительственных уполномоченных с островов…»

— Мешали работать — всё просто, — объяснил Георгий, заметив моё недоумение, — если бы у меня была такая чудная возможность, я изгнал бы к чертям Коненкова, а может и Арипова. Ну что — дальше? — и продолжил:

— «… С 1800 года возглавлял французские вооруженные силы на мысе Доброй Надежды, с 1804 — губернатор островов Иль-де-Франс и Реюньон. В 1806 году был отозван во Францию и занял пост командующего 15-го военного округа — командовал той же дивизией, что и его отец. При первой Реставрации вышел в отставку, умер 31 декабря 1825 года в Париже. Был женат на Луизе-Маргарите-Жозефине де Марвен, от которой имел троих детей: Алексис-Жозеф, Жан-Батист-Анри и Луиза-Бланш. Итог: генерал-лейтенант, шевалье Франции, командующий из Ордена короля, ордена Почетного Легиона, Льва Бельгии, Рыцарь Сен-Луи». Достойно. Всё более, чем достойно — от и до. Вот так, бабушка… — прикрыл он крышку ноута, — есть о чем подумать.

— Например, почему Франция не была привита? Почему Франсуа, бесконечно уважая своего отца, не дал сыновьям его имя, но зато упомянул Алекса? Такого просто не могло быть! Я думаю — это двойник.

— Маш… он женился в сорок два. И вообще — могло быть всё, что угодно, — заметил Георгий.

— В сорок два… Господи! — ужаснулась я.

— Военная карьера, революция, командировки… или как там тогда называлось? Маш… ты уже знаешь, что ответила бы Марльеру? — вдруг спросил Георгий.

— Да — согласилась бы на его предложение. Без сожительства, естественно. Во Франсуа вся моя жизнь, поволоклась бы за ним куда угодно. Но ненадолго — до четырнадцати оставалось всего полгода. Потом вернулась бы в Ло доживать.

— Считаешь, ничего с тобой не изменилось бы?

— Не изменилось. Генерал сделал бы так, как считал нужным. Безусловно. Давайте ложиться — поздно…

Будто в трансе, я пожелала доброй ночи ему и мальчикам и пошла в отведенную мне комнату. И даже легла в постель, заботливо застеленную чистым бельем. Не знаю, чем я заслужила всё это — такое доброе отношение к себе, помощь?

Пыталась уснуть — и бесполезно. Нет, я не ушла с головой в страдания, потому что всё было очень неоднозначно.

Вполне могло быть так, что имя Франсуа, как той же мадам Помпадур, оставил в нашей истории его двойник. Но знать… точно знать, со всей уверенностью, что его уже нет?! Это да… это вымораживало изнутри и поднимало дыбом волосы, стоило только пытаться глубже осознать и представить себе… Слабое утешение, что в итоге уйдут все — раньше или позже, так или иначе… оно не работало. Да — мы будем рождаться снова и снова в других людях. Кому, как не мне знать, что смерти нет? Но на данный момент это философия. А по факту мне легче думать, что здесь двойник Франсуа. Измучившись страхами и мыслями, я решила остановиться на этом, пока не доказано иное. А доказательства буду искать. На полдороге останавливаться нельзя — не будет мне покоя.

Но если все же допустить, то и тогда… Как умудрился полковник провернуть своё отцовство, я не представляла. А слышать, что матерью Франсуа считается, а может и на самом деле является Генриетта-Луиза, было просто… это не описать! Я хорошо помнила её — набеленную до подобия гипсовой маски куклу, затянутую до состояния острейшей потребности в «маточной затычке». Хотя может я просто ревную к сыну, а эту женщину стоило пожалеть — она потеряла дочь? Или родила сына. Наш мир или нет?

Знать, что через полгода после моей смерти мальчик… как о таком говорил Рауль? Был впервые задействован в чине су-лейтенанта? Ротным, значит. И он справился, мой мальчик справился! — кипела во мне гордость и радость, и боль тоже от понимания того, насколько ему было трудно. Даже неважно — мой это сын или его двойник, но ему было трудно. Хотя… ла Марльер обещал, что будет рядом с ним, какое-то время — точно. Он же обещал мне… обещал… — опомнилась я, уже стоя у окна.

Сомнения никуда не делись, но все-таки после этой «справки» я немного успокоилась — у этого Франсуа была красивая и насыщенная жизнь, он оставил наследников и это радовало. На разумные, логичные размышления уже не было сил, и я просто бездумно смотрела на круглую белую Луну. Величаво, как поднималась во все времена — век за веком… и сейчас она нависала над городом и парком, который раскинулся перед домом. Пространство внизу было темным и неясным, подробности пейзажа оставались размытыми и казались таинственными, хотя старалось ночное светило вовсю.

— Ну… так и знал, — расстроенно раздалось от двери. И Георгий неслышно подошел сзади и обнял меня, развернув к себе: — И мне не спится, боялся — ты тут плачешь. Даже меня наизнанку вывернуло… вся твоя история. Не знаешь, как относиться ко всему этому — то ли от страха орать, то ли от радости?

А яркий