Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

Девушка взвизгнула, неловко завалившись набок, и только теперь стало ясно, почему она сидела в стороне: у ее груди недовольно запищал крохотный младенец.

— Простите, господин, — заплакала она, отползая и прижимая к разбухшей груди хнычущее дитя. — Я вчера родила ребенка…

— Это было вчера! — рявкнул Хорхе, ничуть не смутившись и вновь замахиваясь хлыстом. — А сегодня тебе что мешает?!

Новый удар опустился на плечо девушки, которым она прикрыла дитя. Тонко взвыв, бедняжка заплакала еще горше.

— Прекратите! — вне себя от возмущения я рванулась к Хорхе.

— Вельдана, стой! — Изабель попыталась ухватить меня за руку, но я проворно вывернулась и подскочила к управляющему.

— Как вы смеете ее бить? Она же сказала, что вчера родила ребенка! Ей нужно покормить малыша!

— Простите, донна, но я знаю, что делаю, — раздраженно сверкнул на меня угольными глазами управляющий. — Эта женщина нагло отлынивает от работы! Она может подвязать своего ублюдка платком, пусть хоть весь день висит у нее на груди, руки ей для этого не нужны! Ее руки стоят денег, между прочим, и она обязана отработать свою еду!

— Вы бесчеловечны, — на мои глаза навернулись слезы. — Отойдите от нее и дайте ей покормить дитя.

— Вельдана, не вмешивайся! — сталью прозвенел голос Изабель у меня за спиной. — Ты приехала помогать или мешать?

— Чем же я могу помочь? — обернулась я к ней, чувствуя, как гнев подступает к горлу. — Вместе с Хорхе пороть этих несчастных?

— С этим Хорхе и без тебя управится, — холодно сказала свекровь. — Иди со мной.

— Я должна убедиться, что он больше не станет бить эту девушку, — упрямо нахмурилась я.

— Хорхе, оставь ее, — слегка повернула голову Изабель. — А ты, — она строго посмотрела на плачущую юную мать, — если не хочешь снова отведать хлыста, делай как он сказал. Привяжи ребенка к груди и садись за работу. Запомни: я не кормлю лодырей.

— Да, госпожа.

Девушка утерла слезы и, придерживая хнычущее дитя, ползком подобралась к равнодушным товаркам. Я не могла больше смотреть на издевательство над несчастной матерью и вышла из сарая. Изабель незамедлительно последовала за мной.

— Вельдана, когда ты уже научишься обращаться с рабами? — зашипела она мне на ухо, больно дернув за локоть. — Они тебе не друзья, не дети и не родители — это рабы, и они должны делать только одно — работать. Если не держать их в строгости, они распустятся и вместо прибыли станут приносить одни убытки.

— Что я должна делать? — не глядя на нее, сухо повторила я. — Зачем вы меня сюда пригласили?

— Так-то лучше, — свекровь смягчила тон и сунула мне в руку свернутую в трубочку бумагу вместе с заостренным грифелем. — Видишь вон тех рабов, которые следят за работой остальных? Это смотровые. Каждый из них отвечает за определенный участок. Надо сверить вот эти цифры — норму сбора с тем, что удалось собрать. Ты можешь начать с восточного участка, я обойду западный. Хорхе пройдется по южному и северному. Быстрее справимся — быстрее уедем отсюда.

— Но зачем? — я недоуменно посмотрела на нее.

— Как зачем? — в свою очередь удивилась Изабель. — К отплытию корабля надо успеть собрать и обработать все поля до последнего дюйма. Если рабы будут недостаточно расторопны — мы потеряем выручку.

Я вздохнула. Бродить среди зарослей хлопка под зонтом и сверять цифры у понурых надсмотрщиков — самая скучная работа, которую только можно придумать. Но не собирать же хлопок вместе с рабами, в самом деле.

— Как скажете, — покорно произнесла я.

Медленно оглянулась, подобрала зонт, зажала в руке вверенную мне бумагу и побрела к восточному краю плантации.

Я знаю то, что я видел сам,

верю глазам, а не чужим голосам,

Верю небесам и его чудесам,

тебе надо чудо — сделай его сам.

«Сам» (Noize MC)

День тянется мучительно долго. Все привычно, все в точности так, как было у Вильхельмо. С утра активная разминка: бег, прыжки, переброски, подтягивания; после тренируем новобранцев, заставляя повторять освоенные приемы боя, затем отработка видов оружия, напоследок вольная борьба. Пообедав и слегка отдохнув, лиамец и кочевник дерутся между собой, демонстрируя нам со Зверем, чему научились, а вслед за ними встаем в пару и мы.

— Сильнее, — рычу я, отбивая удар деревянного меча. — Ты не женщину ласкаешь, а разишь врага. Хотя бы сделай вид, что пытаешься выжить.

Хаб-Ариф усмехается углом рта и почти достает меня коварным ударом из-под щита.

— Сильнее! — свирепею я и вымещаю на нем злость серией мощных ударов.

Зверь пятится назад, норовя прикрыться щитом; все его попытки контратаковать успешно пресекаются мною. В конце концов его меч ломается от удара моего, и теперь я рычу уже в ярости настоящей, пугая опешивших Кйоса и Тирна.

— Что с тобой?! Солнце маковку напекло? Дерись, мать твою, или я за себя не ручаюсь!

Хаб-Ариф раздраженно отбрасывает обломок меча и щит, упирает руки в бока.

— Это я хочу спросить тебя: что с тобой? Ну-ка, остынь.

Он толкает меня в тень, в сторону бочки. Обливается сам и щедро плещет в меня водой. Прохладные капли приятно пощипывают ссадины на спине.

— В чем дело? — продолжает допрос Зверь. — Какая муха тебя укусила сегодня?

— Не муха, — утираю мокрое лицо. — Ты должен драться в полную силу. Даже в две силы. Так, как ты дрался, когда мы с тобой стояли друг против друга на Арене.

— Зачем? — подозрительно сощуривает глаза Хаб-Ариф.

— Затем, — грубо обрываю я и сажусь на бревно. — Видел завершающий бой в эту субботу?

— Кровавую бойню, ты хочешь сказать? Тот монстр по праву заслужил свое прозвище. Никогда в жизни не видел таких огромных людей. Истинный бог смерти.

— Вот именно. В субботу я должен с ним сразиться.

— Что?! — у Хаб-Арифа отвисает челюсть. — Ты шутишь?

— Ничуть. Выжить я смогу лишь одним способом: победить.

Некоторое время он обдумывает услышанное. Второй рот — татуированная пасть вокруг его настоящих губ — теперь выглядит странно печальным.

— Драться с ним тебя заставляет госпожа? Ради денег?

Горько усмехаюсь в ответ на невольную иронию его слов.

— Нет. Скорее, это я заставляю ее выставить меня. Так надо. И ты должен сделать все возможное и невозможное, чтобы я на тренировках ощутил мощь Несущего Смерть.

Зверь вновь надолго задумывается, а затем пожимает плечами.

— Бесполезно. Ты умрешь.

— Заткнись. От тебя я не стану это слушать.

— Ты умрешь. И что будет дальше? Что будет с нами? Что будет со всеми остальными? Ты ведь обещал! И я, глупец, тебе поверил!

— Заткнись, — озираюсь опасливо. — Если меня не станет — по этой