Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар

Смеющиеся варвары, раскрасневшиеся и веселые, окружили кассилианца и принялись перебрасывать друг другу сверток. Жослен безнадежно метался между ними, увязая в снегу. Вожак скальдов сидел поодаль, ощерив в улыбке крепкие белые зубы, и наблюдал за жестокой игрой. Неужели камаэлиты развязали руки Жослену, наперед зная, что за этим последует? 

Это издевательство было еще хуже, чем забавы Шиповников в Сенях Ночи, но я терпела до последнего, прежде чем выдать наше единственное преимущество.

— Оставьте его! — крикнула я вожаку на скальдийском, и мой голос разнесся над снежной равниной. — Он не понимает. 

Желтые брови скальда приподнялись, но ничем иным он удивления не выказал. Жослен же, со своей стороны, прекратил бесплодные попытки завладеть оружием и уставился на меня так, словно внезапно на моем лбу раскрылся третий глаз. Вожак небрежно махнул своим людям, подъехал ко мне поближе и посмотрел сверху вниз. Его глаза оказались светло-серыми и неожиданно проницательными.

— Люди Кильберхаара утаили, что ты говоришь на нашем языке, — сказал он. 

— Они сами того не знали, — ответила я по-скальдийски, изо всех сил стараясь смотреть твердо, хотя меня била дрожь. «Кильберхаар — среброволосый», — перевела я про себя и вспомнила блестящие изморозные волосы Исидора д’Эгльмора. — Они много чего не знают. 

Варвар запрокинул голову и расхохотался.

— Истинная правда, ангелийка! Говоришь, твой товарищ не понимает. А ты? Что ты сумела понять? 

По-прежнему не сводя с него глаз, я опустилась на колени прямо в снег, так грациозно, насколько позволили замерзшие ноги.

— Я понимаю, что стала вашей рабыней, милорд. 

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул он и крикнул одному из своих людей: — Харальд! Дай моей рабыне накидку! Эти ангелийцы все задохлики, а я не хочу, чтобы она окоченела насмерть, не успев согреть мою постель!  

Варвары снова разразились смехом, но меня это не задело; зато юноша с едва пробивающимися усами, ухмыляясь, подъехал ближе и кинул мне накидку из волчьих шкур. Я закуталась в нее и заледеневшими пальцами застегнула фибулу. 

— Водянистая кровь, — заметил мой скальдийский хозяин, — хотя, говорят, иногда вскипает. — Он подхватил меня мускулистой рукой и усадил в седло позади себя. — Поедешь со мной, малютка. Я Гюнтер Арнлаугсон. Скажи мальчишке, чтобы не валял дурака. 

Гюнтер развернул коня, оказавшись боком ко все еще пялящемуся на  меня кассилианцу. 

— Жослен, не сопротивляйся, смирись, — прошелестела я, перестукивая зубами от холода. — Просто так они нас не убьют — слишком дорого заплатили. Скальды ценят своих рабов. 

— Нет. — Голубые глаза Жослена полыхнули яростью, ноздри раздулись.— Я подвел тебя с Мелисандой Шахризай, я подвел тебя с людьми д’Эгльмора, но клянусь, Федра, здесь и сейчас я сработаю как надо! Не проси меня предать мои обеты! — Он заговорил тише: — Меч скальда у тебя под рукой. Достань его для меня, и, клянусь, я вытащу нас отсюда. 

Я не стала смотреть — и так чувствовала обмотанную кожей рукоять, торчащую из ножен рядом с моим левым локтем. Жослен был прав, достать меч не составило бы мне труда.

Но мы с ним были одни посреди чужой ледяной пустыни. И для начала, даже вооруженному, кассилианцу пришлось бы противостоять восьмерым конным скальдам, закаленным в боях. 

— Я всю жизнь провела в служении, — тихо ответила я, — и не хочу умирать ради твоих обетов. — Затем коснулась плеча Гюнтера. Скальд обернулся, и я покачала головой. — Он слишком гордый, — перешла я на скальдийский. — Так просто не покорится. 

Сощурив проницательные серые глаза, мой хозяин кивнул и крикнул своим людям:

— Ведите его! — и со смехом добавил: — Только смотрите, чтобы он не поранился о ваши копья! 

Жосленом занялись все семеро, и я заставила себя на это смотреть.

Думаю, тогда кассилианец впервые впал в настоящую бойцовскую ярость. Он сражался как демон, пылающий гневом, и какое-то время я не видела ничего, кроме мелькающих между лошадями рук и ног. Ему удалось завладеть коротким копьем, и какое-то время он удерживал скальдов на расстоянии, тыча в них острием. Если бы ему досталось более знакомое оружие… даже не знаю. Теперь нет смысла гадать. 

— Надо же, выглядит как девчонка, — заметил Гюнтер, и в его глазах зажегся интерес, — а бьется как мужчина. Как двое мужчин! 

— Он из ордена кассилианцев. Его с самого детства обучали искусству боя, — сказала я на ухо скальду. — Ангелийцы взяли его обманом и предали по приказу того человека, которого вы зовете Кильберхааром. Подружитесь с кассилианцем, и он, скорее всего, будет сражаться против Кильберхаара на вашей стороне. 

Я рисковала. Гюнтер внимательно оглядел меня, обдумывая предложение.

— Кильберхаар наш союзник, — сказал он. — Честно платит нам золотом за набеги на ваши села. 

Горькая правда пронзила меня словно ножом, но я сдержалась и ничем себя не выдала.

— Предавший однажды, предаст не единожды. Лучше враг на пороге, чем предатель  под боком, тот коли не предаст, так даром отдаст, — нараспев произнесла я, про себя коротко возблагодарив учителя за бесконечные часы, проведенные за переводом скальдийской поэзии.  

Варвар не ответил, и я замолчала, давая ему возможность обдумать мои слова. Люди Гюнтера, половина которых уже спешились, наконец сумели подмять под себя брыкающегося Жослена, отобрали у него копье и уложили лицом в снег.

— Что с ним делать? — крикнул кто-то из них. 

Гюнтер на секунду задумался, а затем велел:

— Свяжите ему руки, и пусть бежит за твоей лошадью, Вили! Пока доедем до хутора, волчонок слишком устанет, чтобы кусаться. 

И совсем скоро мы отправились в путь под безоблачно-голубым небом. Я неуклюже цеплялась за Гюнтера, испытывая жалкую благодарность за меховую накидку и за плотную фигуру, заслоняющую меня от ветра, и старалась лишний раз не оглядываться на Жослена. Его руки связали спереди и длинным поводом прикрепили к седлу, таким образом заставив кассилианца бежать за лошадью. Он увязал в снегу, иногда падал, и его тащило волоком, пока скальд не останавливался, позволяя пленнику встать. Жослен тяжело дышал паром, его лицо раскраснелось от мороза, но глаза излучали кристальную ледяную ненависть ко всему и всем вокруг.

Включая меня. 

«Ненавидь меня, но живи, кассилианец», — думала я. 

Уже в сумерках мы добрались до хутора; наши тени, длинные и черные, лизали снег впереди. Гюнтер по дороге сложил долгую песню о том, как перехитрил Кильберхаара и пленил ангелийского принца-воина и его молодую жену. Скальд с таким удовольствием воспевал свой подвиг, что я не решилась упрекнуть его в некотором преувеличении. К тому времени я настолько замерзла, что едва могла думать, не то что говорить.